Трилогия о королевском убийце
Шрифт:
В полдень Мэдж была вынуждена сделать короткую остановку. Большинство моих спутников к этому времени достаточно пришли в себя, чтобы проголодаться. Я попил из бочки с водой на телеге Мэдж, потом смочил платок и как мог смыл с лица пыль. Я пытался стереть пыль с ресниц, когда ко мне тихонько подошла Старлинг. Я отодвинулся, думая, что ей нужна вода. Но она тихо сказала:
— Я бы на твоем месте не снимала платка.
Я выжал его и снова завязал на голове.
— Я и не снимаю. Все равно он не помогает уберечь глаза от пыли.
Старлинг посмотрела на меня в упор:
—
Я вопросительно посмотрел на нее, пытаясь казаться спокойным.
Она широко улыбнулась.
— Стражники короля Регала были в городе всего за несколько дней до нашего прибытия. Они сказали тамошним людям, что, по мнению короля, Рябой будет пересекать Фарроу. И ты с ним. — Она помолчала, ожидая ответа. Я не отвечал, лишь молча смотрел на нее, ее улыбка стала еще шире. — Или, может быть, это какой-то другой тип со сломанным носом, шрамом через все лицо, белой прядью в волосах и… — Она коснулась моей руки. — Свежим шрамом от меча на предплечье.
Я обрел дар речи и некоторое самообладание. Я отвернул рукав и продемонстрировал ей руку.
— Шрам от меча? Я просто поцарапался о гвоздь, торчавший из двери таверны. Я, знаешь ли, выходил оттуда не вполне по собственной воле. Посмотри сама. И царапина уже почти зажила.
Она наклонилась и любезно осмотрела мою руку.
— О! Вижу. Что ж. Моя ошибка. — Она снова поглядела мне в глаза. — Но на твоем месте я бы все равно не снимала платка. Чтобы кто-нибудь другой не сделал той же ошибки. — Она помолчала, потом наклонилась ко мне: — Видишь ли, я менестрель. Я с большим удовольствием свидетельствую историю, чем делаю ее. Или меняю. Но вряд ли все остальные в этом караване поступают как я.
Я молча смотрел, как она, насвистывая, удаляется. Тогда я снова попил, стараясь не выпить слишком много, и пошел назад, к моим овцам.
Крис был на ногах и кое-как помогал мне оставшуюся часть дня. Несмотря на это, день оказался на редкость тяжелым и длинным. В моей работе не было ничего особенно сложного. Все дело, решил я, в том, что я снова начал думать. Я позволил моей тоске о Молли и нашем ребенке захватить меня. Я опустил свои защитные стены. Я недостаточно опасался за самого себя. Теперь мне стало ясно, что если гвардейцам Регала удастся найти меня, они меня убьют. И тогда я никогда не увижу Молли и нашу дочь. Почему-то это было гораздо страшнее смерти.
За вечерней трапезой в ту ночь я устроился дальше от огня, чем обычно, хотя мне и пришлось закутаться в плащ от холода. Мое молчание было для попутчиков вполне привычным. Они без умолку болтали о проведенном в городе вечере. Я понял, что пиво было хорошим, вино паршивым, а местный менестрель обозлился на Старлинг, потому что она отняла у него внимание давно завоеванной публики. Члены нашего каравана, по-видимому, приняли успех Старлинг как личную победу.
— Ты хорошо поешь, хотя и не знаешь ничего, кроме этих баккских баллад, — признали они, и даже Крис великодушно согласился с этим.
Старлинг кивнула в ответ
Как обычно, после еды Старлинг развернула арфу. Мастер Делл дал своей труппе отдых от бесконечных репетиций, и я сделал вывод, что он доволен всеми артистами, за исключением Тассин. Тассин в этот вечер даже не смотрела в мою сторону, а сидела около одного из погонщиков и улыбалась каждому его слову. Я заметил, что ее ранка выглядит как простая царапина, вокруг образовался синяк. Она легко заживет.
Крис отправился охранять стадо. Я растянулся на своем плаще так, чтобы на меня не падал свет костра, думая, что немедленно засну. Я полагал, что остальные тоже быстро улягутся. Тихий гул голосов и ленивая музыка Старлинг убаюкивали. Постепенно простое пощипывание струн сменилось ритмическими аккордами, и голос менестреля запел балладу.
Я уже засыпал, когда меня разбудили слова «башня Оленьего Рога». Я открыл глаза, поняв, что она поет о прошлогодней битве «Руриска» с пиратами красных кораблей. Я помнил об этой битве одновременно слишком много и слишком мало. Как неоднократно говорил Верити, несмотря на обучение у Ходц, я в каждом сражении пытался перейти к драке. Так что в той битве я сражался топором со свирепостью, какой никогда не ожидал от себя. Потом мне говорили, что я убил пиратского главаря. Я так и не узнал, правда это или нет.
В песне Старлинг это было так. Сердце мое чуть не остановилось, когда я услышал слова о сыне Чивэла с пылающим взором. В песне была дюжина невероятных подробностей нанесенных мною ударов и описаний воинов, которых я сразил. Слышать, что о моих действиях поют как о благородных и почти легендарных, почему-то было оскорбительно. Многие бойцы мечтают, чтобы об их подвигах сложили такие песни. Мне самому это не понравилось. Я не помнил, чтобы солнце высекало пламя из лезвия моего топора или чтобы я сражался так же храбро, как олень на моем гербе. Зато в моей памяти остался цепкий запах крови и вид внутренностей все еще живого человека. Всего эля Баккипа в ту ночь было мало, чтобы принести мне покой.
Когда песня наконец закончилась, один из перегонщиков фыркнул:
— Это та самая, которую ты не посмела спеть в таверне прошлой ночью, а, Старлинг?
Менестрель засмеялась:
— Почему-то мне показалось, что она там не понравится. Вряд ли я заработала бы там что-нибудь песнями о бастарде Чивэла.
— Странная песня, — заметил Делл. — Сейчас король предлагает золото за его голову, и гвардейцы предупреждают всех, что бастард владеет Даром и использовал его, чтобы обмануть смерть. А в твоей песне он прямо герой.
— Что ж, это баккская песня, а в Бакке бастарда любили, по крайней мере когда-то, — объяснила Старлинг.
— Но теперь-то нет. Бьюсь об заклад, что каждый теперь будет думать только о сотне золотых монет, которую можно получить, если выдать его королевской гвардии, — хмыкнул один из погонщиков.
— Похоже на то, — легко согласилась Старлинг. — Хотя есть еще люди в Бакке, которые скажут тебе, что не вся его история рассказана и что бастард не был таким черным, как нас постарались убедить впоследствии.