Трилогия о королевском убийце
Шрифт:
Я налил кружку эля себе, огляделся и счел, что лучше будет унести еду наверх, в мою комнату. Весь вид леди говорил о том, что она неловко чувствует себя в моем присутствии. Но когда я попытался взять одновременно сухари, сыр и кружку, леди показала мне на скамейку напротив нее.
— Сядь, — сказала она, словно читая мои мысли. — Нехорошо, если я не дам тебе спокойно поесть.
Ее слова были не приказом и не приглашением, а чем-то средним между ними. Я занял указанное ею место, выплеснув немного эля, когда ставил на стол еду и кружку. Садясь, я ощущал на себе взгляд гостьи. Ее еда оставалась нетронутой. Я опустил голову, чтобы спрятаться от этого взгляда, и ел быстро, как крыса в углу, которая подозревает,
Я не мог придумать ничего, что бы сказать, однако это молчание подстегивало меня. Сухарь во рту казался шершавым, я закашлялся, попытался запить его элем и поперхнулся. Брови леди подергивались, губы были крепко сжаты, я чувствовал ее взгляд, даже несмотря на то что сам старательно смотрел только в тарелку. Я торопливо ел, мечтая лишь о том, чтобы убежать от ее карих глаз и поджатых губ. Я запихал в рот последние куски хлеба и сыра и быстро встал, стукнувшись о стол и чуть не уронив скамейку. Я направился к двери, но на полдороге вспомнил наставления Баррича о том, как уходить из комнаты, в которой присутствует женщина. Я проглотил недожеванный кусок.
— Спокойной ночи, леди, — пробормотал я.
Мне казалось, что я говорю что-то не то, но я не мог вспомнить ничего лучшего. Я боком двинулся к двери.
— Подожди, — сказала она и, когда я остановился, спросила: — Ты спишь наверху или в конюшнях?
— Везде. Иногда. Я хочу сказать, и тут и там. Ах, тогда спокойной ночи, леди. — Я повернулся и почти побежал.
Я прошел уже половину лестницы, когда задумался над странностью ее вопроса. Только когда я стал раздеваться, чтобы лечь в постель, я понял, что до сих пор сжимаю пустую кружку из-под эля. Я заснул, чувствуя себя очень глупым и размышляя — почему.
Глава 12
ПЕЙШЕНС
Пираты красных кораблей приносили страдания и несчастья собственному народу задолго до того, как они начали беспокоить берега Шести Герцогств. От скрытых во мраке истории начал их культа они поднялись к религиозной и политической власти благодаря безжалостной тактике. Вожди и предводители, которые отказывались следовать их обычаям, часто обнаруживали, что их жены и дети стали пленниками того, что мы сейчас называем «перековкой» в память о печальной судьбе Кузницы. Жестокосердные и безжалостные, какими мы считаем островитян, они традиционно имели сильно развитое чувство чести и использовали ужасные наказания для тех, кто нарушает законы рода. Вообразите муку островитянина-отца, чей сын был «перекован». Он должен или скрывать преступления сына, когда мальчик лжет, крадет или насилует женщин в собственном доме, или смотреть, как с него заживо сдирают кожу за его преступления, и горевать о потере наследника и уважения других домов.
К тому времени, когда пираты красных кораблей начали совершать набеги на наши берега, они подчинили себе почти все Внешние острова. Те, кто открыто противостоял им, погибли или бежали. Остальные неохотно платили дань и, сжав зубы, терпели бесчинства тех, кто стоял у кормила. Но многие охотно присоединились к пиратам, окрасив корпуса своих кораблей в красный цвет, и никогда не подвергали сомнению то, что делали приверженцы культа. Похоже, что эти новообращенные происходили в основном из подчиненных домов, у которых никогда прежде не было случая подняться на высшие ступени общественной лестницы. Но тому, кто правил пиратами красных кораблей, совершенно не было дела до предков человека, если тот сохранял непоколебимую преданность культу.
Я еще дважды видел ту странную леди, прежде чем узнал, кем она была. Второй раз я встретил ее следующей
Рядом с пыльным кухонным двором с его булыжником и тележными сараями было небольшое огороженное пространство. Его обычно называли Женским садом. Не потому, что это исключительно женская территория, а просто потому, что женщины знали и любили его. В маленьком саду было красиво. Среди цветущих кустов и фруктовых деревьев, увитых лианами, было разбито множество низких цветочных клумб. По саду были проложены красивые дорожки, покрытые зеленым камнем. Я знал, что в таком состоянии, как мое, нельзя идти прямо в постель. Если бы я лег, кровать начала бы кружиться и раскачиваться и в течение часа меня бы тошнило. Это был приятный вечер, и мне не хотелось так заканчивать его. Поэтому, вместо того чтобы идти в свою комнату, я отправился в Женский сад.
В одном углу сада, между прогретой солнцем стеной и маленьким прудиком, росло семь видов чабреца. От их аромата в солнечный день могла бы закружиться голова, но тогда, на грани вечера и ночи, смешанный запах оказал на мою голову благотворное воздействие. Я ополоснул лицо в маленьком пруду и прислонился спиной к каменной стене, которая все еще отдавала ночи солнечное тепло. Лягушки приветствовали друг друга. Я опустил глаза и наблюдал за спокойной поверхностью пруда, чтобы избежать головокружения.
Шаги. Потом женский голос резко произнес:
— Ты пил?
— Маловато, — ответил я приветливо, думая, что это Тилли, помощница садовника. — Маловато было времени или денег, — добавил я шутливо.
— Вероятно, ты научился этому от Баррича. Этот человек пьяница и развратник. И эти пороки он поощряет и в тебе. Он всегда опускает до своего уровня тех, кто рядом с ним.
Горечь в голосе женщины заставила меня поднять глаза. Я прищурился, чтобы разглядеть ее лицо в сгущающихся сумерках. Это была леди, которую я встретил на кухне прошлым вечером. Она стояла на дорожке в простой одежде, и можно было принять ее за обыкновенную девчонку. Она была стройная, не такая высокая, как я, хотя я не так уж и вымахал для своих четырнадцати лет. Но лицо ее было лицом женщины, а сейчас губы были сжаты в прямую линию, и нахмуренные брови над карими глазами повторяли эту линию. Волосы у нее были темными и вьющимися, и хотя она явно пыталась уложить их, несколько колечек выбились из прически и упали на лоб и шею.
Не то чтобы я чувствовал себя обязанным защищать Баррича, просто мое состояние не имело к нему никакого отношения. Так что я ответил что-то вроде того, что он в другом городе, на расстоянии нескольких миль отсюда, и вряд ли может отвечать за то, что попадает мне в рот.
Леди подошла на несколько шагов ближе.
— Но он же никогда не учил тебя ничему другому, верно? Он ведь никогда не советовал тебе не пить?
В южных странах есть поговорка: «Истина в вине». Наверное, немного истины есть и в эле. Во всяком случае, в эту ночь какую-то часть истины я высказал.
— На самом деле, моя леди, он был бы крайне недоволен мною сейчас. Первым делом он бы выбранил меня за то, что я не встаю, когда ко мне обращается леди. — Тут я поднялся. — А потом он бы стал читать мне длинную нотацию о том, как должен вести себя человек, в котором течет кровь принца, пусть даже у него нет никакого титула. — Я попытался поклониться, и когда мне это удалось, я совершил еще больший подвиг, взмахнув рукой и выпрямившись. — Так что добрый вам вечер, прекрасная Леди Сада. Желаю вам приятной ночи и избавляю вас от присутствия моей неотесанной персоны.