Тринадцать способов умереть
Шрифт:
А спустя еще несколько секунд раздался оглушительный взрыв, вознесший высоко вверх огненные завихрения вспыхнувшего авиационного топлива…
Абсолютное большинство людей в последние минуты жизни по выражению мэтров психологии «утрачивают индивидуальность». Нет, это означает не только «сходить под себя». Это еще кое-что в придачу. Но некоторым индивидам, коим те же психологи посвящают диссертации и прочие научные труды, удается сохранять спасительный здравый рассудок.
Откровенно говоря,
Но чтобы суметь воспользоваться данными обстоятельствами, желающий поспорить с капризной судьбой обязан находиться в непременной готовности к подобным житейским неприятностям. А уж встретив эти неприятности во всеоружии, умудриться своевременно распознать ниспосланные свыше и малозаметные на первый взгляд «соломинки». И уж тогда намертво ухватиться за них обеими руками.
Сидевший на своем излюбленном месте Барклай, успел приготовиться к падению вертушки на землю. Сильный хлопок слева по борту вышиб ударной волной тонкий пластик в нескольких иллюминаторах; в десантном отсеке кто-то громко вскрикнул, застонал, повалился на пол, должно быть, заполучив в тело осколок разорвавшейся ракеты…
Именно ракеты – других догадок и версий подполковник в эти мгновения в расчет не брал.
– Ремни! Всем пристегнуть ремни!! – гаркнул он парням. – Держитесь крепче!
Сам же, машинально защелкнув замок тех же ремней, резко повернулся назад, открыл передний иллюминатор правого борта и вцепился руками за края круглого проема…
Снаружи мелькали верхушки то ли высоких сосен, то ли могучих кедров. И верхушки эти, казавшиеся сверху темно-зеленым монолитом, проносились под раненной машиной с каждой секундой все ближе и ближе…
Затем сквозь круглое отверстие остался виден только лес – вертушка заваливалась на правый борт и резко задирала нос.
И вот фюзеляж задевает первые, самые высокие кроны; глубже увязает в коричнево-зеленом месиве; тело вертолета содрогается от ударов.
Скрежет, надрывный вой искалеченной турбины, оглушительный треск ломающихся деревьев и лопастей…
Как Барк ни готовился к первому столкновению с землей, а неожиданный резкий толчок все одно ошеломил сознание, заставил душу сжаться в холодный комок. Его едва не оторвало от иллюминатора – крепление ремней с трудом выдержало неимоверную нагрузку, ладони из последних сил цеплялись за проем. Отовсюду вперед – к переборке, посыпались тела других спецназовцев, не успевших зафиксировать ремни. Кто-то врезался в командира, кто-то снес тонкую дверку, за которой до удара сидел один из членов летного экипажа…
От второго, столь же мощного столкновения произошло самое скверное – не выдержали металлические ленты крепления желтого топливного бака, размещенного
– Эх, накатить бы сейчас водяры! Пару стаканчиков! Сходу, без подготовки!.. – понюхав вонявшую керосином одежду, поморщился Терентьев.
Тяжело дышавший рядом командир, скептически усмехнулся:
– Это точно. Сейчас в самую пору – с недосыпу, на пустое брюхо, без закуски, да после таких… кульбитов.
– Неужели отказался бы?!
– Только продукт переводить – проблюешься и как ни бывало…
– Э, не-ет!.. – с ехидной улыбочкой покачал головой капитан. – Ты подлой сущности моего организма не знаешь. Что внутрь пропустил – хрен назад дождешься. Ни за что не отдаст. Сволочь…
В живых после катастрофы осталось четверо. Перед последним и самым страшным ударом, воспламенившим вертушку, Барклай успел протиснуться в пилотскую кабину. Уже оттуда, ухвативши кого-то из своих ребят за разгрузочный жилет, вылетел сквозь разбитый, изуродованный нос. Парнем, которого удалось «прихватить», оказался Толик. При падении тот повредил ногу, чуть раньше – еще в грузовой кабине, кажется, сломал левую ключицу.
В компании счастливчиков пребывал также один из пилотов – тот самый молодой лейтенант по имени Серега. Ну и, конечно же, любимчик судьбы Кравец, волею случая оказавшийся вне вертолета до взрыва топливных баков.
Не потерявший самообладания Барк и здесь мыслил быстро, команды отдавал коротко и ясно – времени для того, чтобы придти в себя, и собрать уцелевшее имущество с оружием было в обрез – сбившие вертушку «чехи» могли нагрянуть с минуты на минуту. Все в радиусе тридцати метров от останков боевой машины горело и чадило едким черным дымом. Терентьев с вертолетчиком едва передвигались, поэтому зону вокруг пожарища спешно обшаривали подполковник с лейтенантом.
Изувеченные трупы; искореженные детали «восьмерки»; разбросанное оружие, в основном непригодное к применению; пара мокрых и так же вонявших керосином ранцев с имуществом…
– Все, уходим, – распорядился командир погибшей группы и, взвалив на плечи большую часть собранных вещей, помог встать на ноги раненным.
Все четверо удалились на приличное расстояние от черневшего столбом дыма пожарища. Километрах в трех от места катастрофы расположились на вынужденный привал – следовало заняться раненными.
Терентьеву плотно подвязали к торсу поврежденную руку; молодому пилоту обработали кровоточившую рану на голове. Ссадины, порезы, синяки и прочие мелочи в расчет не брались – не дети, переживут.
– Что делать-то будем, Барк? – поморщился Толик от ноющей боли. – Без связи остались, без жратвы; из оружия – полтора автомата. Все на хрен сгорело…
– Надо возвращаться, – хмуро выдавил подполковник и, окинув невеселым взглядом троих парней со скудным снаряжением, добавил: – С такой потрепанной компанией не то что выполнить задание – через пограничный перевал-то не перебраться.