Тринадцатая пуля
Шрифт:
Глава 11
К*** встретил меня хорошей весенней погодой, более похожей на погоду глубокой, чистой осени, и обилием цветов, которые, казалось, продавались на каждом шагу.
— Не постарел. Но поседел, — оценил мой внешний вид Алекс и, театрально помедлив, прижал меня к груди.
— Я бы чего-нибудь выпил, — сказал я.
— Я бы тоже. Потерпи…
Когда мы разместились в машине с мигалкой, Алекс еще раз взглянул на меня,
— Исчезнувший во мраке да уведет во мрак ночной и дщерь свою, и сына своего…
— Аминь! — буркнул я, ничего не понимая.
Пока ехали, Алекс суетился и похохатывал. Видно было, что ему, этому жизнерадостному бабнику, прожоре и эгоисту, приятен мой приезд, который мог внести некоторое разнообразие в его убогое ежедневное жизненное меню.
— Давно выставлялись, коллега? — спросил он с фальшивой заинтересованностью.
— Мне не до светской болтовни. У тебя нет за пазухой бутылки пива?
— Постыдился бы водителя.
— А что, водитель не человек?
В зеркальце я увидел, как шофер ухмыльнулся. Голос Алекса напрягся:
— Так выставлялся или нет?
Алекса всегда занимала и увлекала исключительно собственная персона, и поэтому я только махнул рукой. Да и что сказать ему? Повторить, что я хочу пива? Я и сказал:
— Хочу пива.
— Прости, не предусмотрел.
— А надо было… Ну, ладно, черт с тобой, выставлялся. Персональная выставка.
— Неужели! Где?
— Натурально, в Москве.
— Как интересно!.. — вскричал Алекс.
— Я так не думаю. Представь себе Сокольники. Конец ноября. Центральная аллея вся в снегу. Складной ветхий стульчик. На стульчике — я. Вокруг — прислоненные к деревьям и скамейке мои картины. Словом, мои шедевры… Холод страшный! Сквозит со всех сторон. Изредка подходят граждане в дубленках и дорогих шубах. Жуют губами, щурятся, пятятся, надвигаются, в общем, изображают знатоков. Можно подумать, что они в Уффици или галерее Боргезе! А я, синий от холода и безнадеги и, кстати, неопохмеленный, — как сейчас, — поднимаюсь со стула и хожу перед ними на цирлах… И убеждаю их, как официант! — заказать на обед пасторальный пейзаж с пятнистыми коровами на аспидно-зеленом лугу или белоснежных лебедей на фоне ярко-синего озера, а на десерт — сочный фруктово-ягодный натюрморт. Продолжать?
— Прости, Андрюшенька! Я не знал… Господи, неужели все так плохо?..
— Кстати, моими соседями были не какие-то ремесленные халтурщики, а вполне приличные художники, попадались даже "заслуженные". Когда хочешь жрать, не до самолюбия… Потом,
Когда мы приехали и расположились за столом, Алекс как бы невзначай спросил:
— А кто тот жирный хомяк с сальными глазками, которого ты при расставании снисходительно потрепал по плечу?
— Викжель? Ну и фамилия, не правда ли? Так, случайный попутчик. Замучил меня разговорами о смысле жизни. Если бы не выдающий коньяк, то…
— Он такой же Викжель, как я Бенито Муссолини… — скривился Алекс.
— Это утверждение или подозрение? Мне плевать, кто он. А на Муссолини ты похож. И не отвлекайся, гони пиво!
Мы сидели в гостиной. Огромный овальный стол на витых коротких ножках был уставлен добротной закуской (Алекс обожает вкусно поесть) и разнокалиберными бутылками. Мы были вдвоем. Алекс принес бутылку ледяного пива. Наконец-то!
…Познакомились мы с Алексом давно. Еще студентами. До своего серьезного увлечения живописью я пару лет был студентом филфака МГУ, где и свел короткое знакомство с провинциальным пареньком, одетым — в отличие от меня — по моде и прибывшим в столицу с очень серьезными намерениями.
Свое покорение Москвы он начал с планомерной осады лучших невест Советского Союза, коими были полны в ту пору университетские коридоры.
На охоту он выходил, облачившись в узкие джинсы, которые чрезвычайно убедительно подчеркивали размеры того предмета, с помощью которого он и намеревался вести вышеупомянутую осаду. И я
не раз видел восхищенные взгляды потенциальных невест. И восхищаться, скажу откровенно и без показной зависти, было чем!
Учебе Алекс уделял совсем немного из своего драгоценного времени, целиком расписанного по минутам и посвященного исключительно свиданиям с девицами.
Он вертелся, как Фигаро. И все равно времени ему всегда не хватало. И тут, несмотря на присущие ему победительную наглость и находчивость, преподаватели стали выкидывать его с зачетов и экзаменов.
Зримо замаячило отчисление.
И он принял единственно правильное решение. Оно далось ему нелегко. После мучительных раздумий и внутренней борьбы, он согласился переспать с инспектором курса.
Предвижу возмущение ярых врагов однополой любви.
Спешу успокоить их. Общепринятая мораль не пострадала. Инспектором курса была женщина — немолодая полная усатая дама, которая давно заприметила мальца с причиндалом. Описывая внешность этой очень влиятельной на факультете особы, я воздержусь от слов, вроде "уродина" или "страхопыдла", но "возрастная" дама была так не хороша собой и так потрепана жизнью, что нравственные мучения молодого человека понятны.
<