Тринадцатая реальность
Шрифт:
– Это хорошо, что вы вспомнили о деньгах, – кивнул я. – Мы к ним еще вернемся. Я уже говорил Фролову, что мои знания не ограничиваются наукой. Я хорошо помню множество книг, фильмов и песен. Возможно, я займусь и книгами, но пока будут только песни. Я не могу постоянно печатать, иногда нужно и отдыхать, и как-то развлекаться, вот я и буду петь песни. Думаю, что это занятие поможет мне вытянуть из депрессии жену. Вы все неплохо здесь устроили, но недодумали в части развлечений. Это не пустяк, когда людей изолируют от мира на годы.
– Ладно, я об этом поговорю, –
– Вы правильно подняли вопрос денег. Мы взяли с собой крупную сумму, но моя семья не привыкла себе в чем-то отказывать, поэтому ее надолго не хватит.
– И сколько же вам нужно? – спросил он.
– Пока мне не нужно ничего, – ответил я, – но если потребуются деньги, я их должен получить. В любом случае речь не идет о больших суммах, поэтому это вас не затруднит. И верните наши сертификаты. О каком доверии может идти речь, если нас фактически шантажируют изъятием вкладов?
– Поговорю, но ничего не обещаю, – ответил он. – Это все?
– Хочу задать вопрос, – сказал я. – Вы начнете этой зимой?
– Почему вы так решили? – насторожился он.
– Сюда поступило распоряжение закончить все работы до весны, значит, у вас почти все готово. Если учесть, что уже до многих дошло, в какой мы все заднице...
– Ну у вас и выражения, князь, – хмыкнул он.
– Надо же, вы вспомнили о моем титуле! – усмехнулся я. – Нас его еще не лишили?
– Собирались, но не успели, – ответил он. – Помешала ваша смерть в огне, так что в чем-то этот пожар пошел вам на пользу.
– Вы начали устранять мешающих вам иностранцев, – продолжил я, проигнорировав его слова о пользе пожара. – Такие резкие жесты после тридцати лет глубокой конспирации тоже говорят о вашей готовности. А зима... Зиму я бы выбрал из-за трудности военных действий.
– Может, вы и правы, – сказал он. – Я не принадлежу к верхушке нашего руководства и о многом, как и вы, могу только догадываться. А почему вы спросили?
– Если все начнется зимой, летом мы должны покинуть лагерь. Помощь я буду оказывать, но где-нибудь в более цивилизованном месте.
– Вы понимаете, что я такие вопросы не решаю? – спросил он. – Кое-что решу сам, а обо всем остальном доложу руководству.
– Я могу подождать, – согласился я, – но работы от меня не ждите.
Я хотел уйти, но он меня опередил: встал из-за стола, кивнул мне и вышел из комнаты. За дверью послышался невнятный разговор, а когда он закончился, вернулся Фролов.
– Ваш гость сбежал, пойду и я, – сказал я ему. – Буду ждать ответа на свои требования.
– Вы произвели на него впечатление, – заметил Владимир. – У нас всего несколько человек, которые могут себе позволить ему возражать, а вы не просто возражали, а ставили условия.
– С такими только так и надо, – сказал я. – По крайней мере, когда их есть чем прижать.
Вернувшись домой, я первым делом нашел отца и все ему рассказал.
– Если бы решали здешние ученые, я бы ни о чем не беспокоился, – сказал он, когда я закончил, –
– Посмотрим, – пожал я плечами. – Я не попросил у них ничего особенного, а сам дам столько, сколько не даст и сотня ученых. Может, они далеки от науки, но тупицами быть не должны, иначе уже давно все сидели бы за решеткой или вкалывали на каторге. Давай подумаем, где поставим пианино. В гостиной много места, но мы будем всем мешать. Слушай, а зачем нам кабинет? Я работаю в своей комнате, а ты можешь писать вообще где угодно, хоть в кровати. Полку, для которой пока нет книг, можно убрать в любую из комнат, а стол поставим к Ольге. Ей все равно нужно будет готовиться к гимназии.
– Делай что хочешь, – согласился отец. – Мне кабинет действительно не нужен.
Пианино нам привезли этим же вечером, причем не по заказу Бельской, который она не успела сделать, а по распоряжению коменданта. Пожилой фельдфебель, под руководством которого рядовые сгрузили с машины пианино и занесли его в дом, предупредил, что за инструмент ничего платить не надо.
– У меня было точно такое же, – сказала Вера, – только не из красного дерева. Это сделано на фабрике Феврие. Он их делает только по заказу, в том числе и для императорского Двора. Интересно, где его нашли в Тюмени?
– А тебе не все равно? – сказал я. – Сядь и что-нибудь сыграй, а то я тебе поверил, что умеешь, а проверить не удосужился. Ввел людей в расход, а сейчас думаю, не напрасно ли?
Она не стала отвечать на шутку, села и начала играть, а я заслушался. Мелькали по клавишам тонкие пальцы жены, рождая прекрасную, трогающую душу музыку... Когда она закончила, я увидел, что на пороге бывшего кабинета стоят отец с матерью. Прибежала бы и Ольга, но ее не было дома.
– Замечательно играешь, – сказал отец. – У тебя талант к музыке.
– Я уже давно не садилась за инструмент, – ответила Вера. – Когда-то много и с удовольствием играла, а потом почему-то пропало желание.
– Так вот откуда растут корни твоей хандры! – сказал я. – Ничего, теперь будем и играть, и заниматься спортом! Моя жена обещала, что завтра начнет. Пошьют костюм...
– Тебе не пообещаешь, потащишь заниматься голой, – проворчала она. – Представляете, стянул с кровати в одной рубашке и хотел заставить таскать свои гантели! Изверг! Я их потаскаю, а как потом играть? У меня пальцы не будут гнуться!
– Нечего плакаться родителям, – сказал я. – Тебе нужно заниматься два месяца, пока разрешу взять в руки гантели, да не мои, а полегче. Сделаем скидку на твой хрупкий организм.
– А зачем это вообще, Алексей? – спросила мама. – Видишь же, что она не хочет.
– Ты мне жену не порть, – сказал я маме, – иначе будете заниматься на пару. Человек по природе ленив, и если что-нибудь можно не делать, большинство и не будет. Думаете, мне себя было легко ломать? Ошибаетесь! А теперь, если день прошел без занятий, для меня он потерян. И ее потом от борьбы за волосы не оттянешь, главное – войти во вкус!