Тринадцатая реальность
Шрифт:
– Прежде всего о ваших знаниях, – ответил не обративший видимого внимания на мой выговор Шувалов. – Давайте сядем, господа, разговор будет долгим. А вы, Денис Васильевич, пока можете быть свободным.
Машков вышел, а мы сели в кресла возле большого низкого столика.
– Нас интересует, о многом ли вы умолчали, – сказал Шувалов. – Вот господин Капица считает, что ваши откровения – это лишь отдельные выбранные по своей полезности темы. Он прав?
– Я этого никогда не скрывал, – ответил я. – Давал то, что полезно и может быть реализовано в ближайшие годы. Понятно, что мои знания этими выжимками
– Бред! – решительно сказал Шувалов. – Даже мне, далекому от техники человеку, понятно, что вы говорите ерунду!
– А для чего применялись такие устройства? – спросил Капица.
– В первую очередь для вычислительной техники, – пояснил я. – У вас должны быть такие машины на лампах, но, с моей точки зрения, это убожество. Представьте себе, Петр Леонидович, вычислитель размером с небольшой чемодан, содержащий сотни миллионов логических элементов и громадную память и работающий по очень сложным программам.
– Не могу, – ответил он. – Просто не хватает фантазии. Вы создали искусственный разум?
– Я ничего не создавал, – сказал я. – Делюсь с вами чужими воспоминаниями. Разума создать не успели, но по поведению такие машины было сложно отличить от людей.
Я с ними беседовал больше часа. Почти все вопросы задавал Капица, а Шувалов молча слушал мои ответы, глядя на меня с каким-то непонятным выражением.
– Клондайк, – в заключении сказал Петр Леонидович. – Жаль, что на многие вопросы у вас нет ответа, но это и понятно: что изучали, то и помните, а остальное прихватили случайно. Но и так мы из вас много вытянем!
– Я не возражаю, – ответил я. – Составляйте свои вопросы, а я постараюсь на них ответить.
– Вы можете рассказать о том, как развивался тот мир? – спросил Шувалов. – Как я понял, он был очень похожим на наш.
– В чем-то почти копия, – кивнул я, – но есть и отличия. Там в двадцатом веке в Европе дважды начинались войны, в которых участвовали десятки государств. Их потом назвали мировыми. Здесь ничего этого не было. Рассказать об этом трудно, мне будет проще написать.
– Значит, мы определились с тем, чем вы займетесь в ближайшее время, – сказал он. – Опишите то, о чем я вас попросил, и будете давать ответы на вопросы ученых. Что вам для этого нужно?
– Машинку, – вздохнул я, – а для вашей работы было бы неплохо прислать машинистку. Это над вопросами Петра Леонидовича мне нужно долго думать, и моя медленная печать не мешает, а по истории могу диктовать быстро.
– Пришлем, – пообещал Шувалов. – Своими песнями продолжите заниматься?
– Нельзя же днями напролет печатать, – ответил я. –
– Если будет что-то нужно, обращайтесь к Машкову, – сказал он. – Теперь последний вопрос. На днях в Москву приедет император, который, возможно, захочет вас увидеть.
– И в чем сложность? – спросил я. – Меня нужно инструктировать, чтобы чего-нибудь не ляпнул?
– В вас не только чужая память, – покачал головой Шувалов. – Вы говорите и думаете, как много проживший человек. Восемнадцатилетний князь Мещерский совершенно иначе отреагировал бы на то, что я вам сказал. Вы понимаете, с чем связано его желание?
– Скорее всего, обыкновенное любопытство, – пожал я плечами. Императоры в этом ничуть не отличаются от всех остальных. Мне бы тоже на его месте было интересно поговорить с человеком из другого мира. Мои научные отчеты ему неинтересны, интересно, что я могу рассказать о той жизни. Других оснований для подобной встречи я не вижу.
– Ладно, – сказал он. – Мы еще об этом поговорим. Сейчас найдут Машкова, и поедете домой.
Денис Васильевич сидел внизу в машине, поэтому мы через несколько минут выехали обратно. Пока ехали, я решил с ним все вопросы.
– Мне нужно пианино, – сказал я куратору. – Раскошеливаться самому?
– Привезем мы вам инструмент, – пообещал он. – Что-то еще?
– Мы оставили в лагере магнитофон...
– Можем доставить, – сказал он, – но лучше подождите представителя компании. У них в Москве есть специальная студия, где можно делать записи. Качество в любом случае будет заметно выше.
– Подождем, – согласился я. – Скажите, здесь есть наплечные кобуры, чтобы носить пистолет под пиджаком? Если есть, то мне нужна одна, да и ствол посерьезней моего.
– Сделаю, – коротко ответил он. – Это все?
– Вы обо мне слишком плохого мнения, – усмехнулся я. – Еще нужно сегодня привезти к нам мою тетю. Можно было бы обойтись номером телефона, но у вас перед ней должок.
– Через пару часов будет нормально? – спросил куратор. – Значит, привезем. Выходите, князь, приехали. До двери вас проводят.
Я в сопровождении одного из телохранителей поднялся на второй этаж и после трех звонков был допущен в квартиру.
– Надо было тебе взять ключи, – сказала открывшая мне жена. – У родителей работает радиола, и они не слышат звонка, а Ольге мать запретила открывать кому-нибудь, кроме тебя. Отец ее все-таки сильно напугал. Но Ольга обижена и открывать не пойдет.
– Остаешься одна ты. И что, тебе лень открыть дверь любимому мужу? Или я уже не любимый?
– Пошли быстрее! – сказала она, схватив меня за руку. – Сейчас я тебе докажу, что любимый! Три дня без любви – это же можно сдохнуть! Заодно опробуем кровать.
Пробовали мы ее долго, пока я не выложился полностью. Когда немного пришел в себя, хотел сказать Вере о приезде Катерины, но в голову пришла мысль, которая поначалу показалась дикой. Но чем дольше я думал, тем больше убеждался, что не такая уж она дикая, как показалось вначале. Вера отдохнула и начала опять ко мне ластиться и хулиганить.
– Хватит, малыш, – сказал я, отодвинувшись от нее на безопасное расстояние. – Скоро приедет тетя, а мы с тобой не готовы. Я и родителям ничего не успел сказать.