Тринадцатая реальность
Шрифт:
Важного мы в тот день не услышали. На следующий день тональность передач на русском радио заметно поменялась, став более агрессивной и наступательной. Мы уже не оправдывались и высказывали осторожные предположения, а обвиняли американцев во всех смертных грехах. Послушав такое с час, я хотел выключить приемник, но Николай Михайлович воспротивился.
– Не выключайте, князь, просто немного приглушите звук, может, передадут что интересное.
Он оказался прав. Уже перед самым обедом, когда мы закончили работу, правительственная радиостанция союзников сообщила о массированном налете на американские объекты в Норвегии. Три сотни бомбардировщиков и около сотни прикрывавших их истребителей в дневное время легко подавили противовоздушную оборону янки и нанесли удары по строящимся аэродромам и складам военной техники. Заодно был потоплен американский грузовой корабль с танками на борту. Видимо, хорошо сработала разведка, так как шли не наобум Лазаря, а каждая группа по заранее намеченным целям. Первым же ударом было уничтожено все, что американцы
Глава 26
Сегодня император меня удивил. Его звонок оторвал от отчетов и заставил поспешить в кабинет.
– Я изучил все ваши записи, князь, – сказал мне Владимир Андреевич, – и решил, что в прошлом вашей половины было немало такого, что может пригодиться и нам. Сейчас в министерстве народного просвещения работают над реформой образования. Восьмилетнее должно стать обязательным, а число гимназий и школ, дающих полное образование, будем увеличивать. Заодно проведем реформу письменности, о которой вы упоминали. Много менять не будем, но самое неприятное уберем. Но это я сказал так, к сведению. Есть мысль создать молодежную организацию вроде описанного вами комсомола. Нужно будет срочно строить казенные заводы, железные дороги и электростанции, причем в довольно тяжелых условиях, там эту организацию и используем. Политики в ней быть не должно, только патриотизм и христианские ценности. Беретесь?
– Что я должен делать? – растерялся я. – Создавать такую организацию? Ваше величество, увольте, ради бога! Я всю ту жизнь бегал от общественной работы, да и кем-то управлять не люблю и не умею! Написать, что она должна собой представлять, ее программу и устав – это я могу, но занимаются пусть другие.
– Все вы можете и умеете, – вздохнул он. – Просто вы, князь, лодырь. Ладно, пишите все, что посчитаете нужным, а потом принесете мне. Можете идти.
Неприятно, когда тебя называют лодырем, особенно когда это делает самое высокое начальство из всех возможных, но, выйдя из кабинета, я с облегчением вздохнул. Взваливать на свою шею такую обузу... Нет уж, пусть я лучше буду лодырем. Сидение за записями много времени не заняло. Поскольку я не собирался делать ставку на религиозный фанатизм, религия в моем программном документе была вроде изюма в булке: вкус придает, но ешь все-таки больше тесто. Основной упор был сделан на патриотическое воспитание. Заодно я предложил начать им заниматься с младших классов, создав в них что-то вроде пионерской организации. Символику я, не мудрствуя лукаво, содрал ту, которая была в СССР, пионеров тоже назвал пионерами, а вот с названием для организации молодежи пришлось поломать голову. В конце концов я остановился на Пасомоле, что в переводе означало патриотический союз молодежи. В общем-то, нормальное название. В той реальности привыкли к комсомолу, который звучит ничуть не лучше, в этой пусть пасомольцы привыкают к моему творению. А не понравится, пусть думают сами. Переписав все начисто, я отнес свои записи императору.
– Понравилось все, кроме названия, – сказал он мне на следующий день. – Ладно, отдам тем, кто этим будет заниматься, пусть еще подумают они. И с детьми вы хорошо придумали, особенно с начальной военной подготовкой. Это пригодится.
Я вернулся в нашу комнату и опять увидел Рейтерна у радиоприемника, который у нас так и не забрали. Теперь у старика было чем занять время.
– Что там произошло, пока я отсутствовал? – в шутку спросил я.
– Вот вы шутите, – сказал он, – а интересные сообщения были на самом деле. Например, о прибытии в порт Лондона американского крейсера «Уичита». Понятно, что визит чисто дружеский, хотел бы я только знать, кто на нем прибыл с изъявлением дружбы.
– А что говорят сами американцы? – спросил я.
– Об этом крейсере – ничего. Они вообще стали меньше говорить, больше пускают в эфир музыку. Но компания в газетах продолжается.
– Думаете, они договорятся? – спросил я.
– Трудно сказать, – задумался Николай Михайлович. – С одной стороны, они в последнее время наделали друг другу гадостей, а с другой, все-таки у американцев и англичан очень тесные связи и много общих интересов. Англичане оказались между двух огней и должны сделать выбор. Я бы на их месте был в затруднении. Если они вступят в союз с американцами, то тем самым сразу объявят войну кайзеру, а союзники смогут им помочь только флотом и лишь немного
– Налево пойдешь – коня потеряешь, – сказал я. – Направо пойдешь – жизнь потеряешь.
– В вашем случае выбрать легче, – усмехнулся Рейтерн. – Коня, конечно, жалко, но выбор понятен. А у них все не так очевидно.
– И чего вы от нас хотите? – спросил премьер-министр гостя.
– Вам уже передавали наши требования, сэр Уинстон, – сказал Ллойд Гольдман. – С тех пор они ничуть не изменились.
– Мы не можем вам предоставить свою территорию, – покачал головой Черчилль. – Подождите с возражениями, сначала выслушайте, что я вам скажу! Мы могли бы обсуждать этот вопрос, если бы вы не поспешили со своим объявлением войны! Сейчас любой, кто окажет вам помощь и предоставит территорию, окажется врагом Франко-Германской империи со всеми вытекающими для него последствиями. Мы пока значительно слабее вашего противника и не желаем повторить судьбу Норвегии. Существенной помощи вы нам не окажете, более того, вы даже не сможете толком использовать нашу территорию для накопления войск и развертывания бомбардировочной авиации. Какое может быть накопление под бомбежками? Немцы построили на территории Франции десятки аэродромов и склады с горючим и боеприпасами. От них до Лондона всего сотня миль! У меня к вам есть предложение. Вы заняли оставленный Францией Алжир, и можете там накапливать силы. Мы пропустим ваш флот через Гибралтар, и он сможет атаковать и занять побережье Франции. От места высадки до побережья Алжира всего пятьсот миль. Ваши самолеты вполне могут прикрыть флот от вражеской авиации и бомбить тех, кто будет вам препятствовать, горючего для того, чтобы вернуться, им хватит. Я понимаю, что это неудобно, но это более безопасный вариант и для вас, и для нас. А русскому флоту, чтобы до вас добраться, придется идти из Севастополя через проливы полторы тысячи миль.
– А русские здесь при чем? – не понял американец.
– У них военный союз с кайзером, – любезно просветил гостя Черчилль. – А немцам придется перегонять корабли из Северного моря две тысячи миль. И весь флот они не уведут. Вам достаточно захватить Марсель...
– И вы пропустите флот империи через Гибралтар?
– Мы их не можем не пропустить, – ответил Черчилль, – разве что немного задержать, да и то это слишком рискованно. Рассчитывать вы сможете только на свои силы. Мы если и поможем, то уже в конце войны. Вам некого винить, кроме самих себя. Вы не оказали нам поддержку, занявшись колониями, которые от вас и так никуда не делись бы, а мы в результате понесли большие потери. Сейчас мы восстанавливаемся, а будем ли в состоянии сражаться к следующему лету, я вам пока сказать не могу.
– Насчет русских – это точно?
– Мы эту информацию получили от своего посла, как достоверную.
– Ваше предложение кажется мне интересным, – сказал Гольдман, – и я его передам военным, но и у меня к вам есть одно предложение, которое вам будет не очень трудно выполнить. Вы вполне сможете построить для нас хороший аэродром, скажем, в Шотландии. У вас там достаточно диких мест, так что разведка кайзера о нем не пронюхает, а если что и узнают, вы в своем праве. Все, что нам потребуется, будет переброшено туда к самому началу войны. С него наши тяжелые бомбардировщики смогут бомбить всю Германию. И мы это будем делать уже после вторжения на побережье Франции. Вряд ли вам за это кто-то станет мстить, немцам будет просто не до вас, да и не захотят они связываться с еще одним врагом.
– Я скажу королю, – кивнул Черчилль. – На таких условиях на это можно пойти. Вы к нам надолго?
– Уйдем ночью, – ответил Гольдман. – О нашем приходе знают, поэтому не будем рисковать. Сообщите о своем решении через посла.
Вернувшись на корабль, эмиссар вызвал радиста крейсера.
– Зашифруйте и срочно передайте! – приказал он, отдавая матросу записку.
У него все получилось, но это не радовало. Конгресс проголосовал, как он и ожидал, наделив его нужными полномочиями, но взрыв эсминца спутал карты военным и привел к катастрофе в Норвегии. Вину за нее тут же возложили на президента. Его обвинил не Конгресс и не пресса, а те, кого он обыграл. Он пытался договориться, но с ним не стали разговаривать. Плохо, он рассчитывал на другое.
– Я вам еще нужен, господин президент? – спросил его Николас Коулман.
– Позови охрану, Ник, и можешь уезжать, – ответил он. – Я сейчас тоже уеду домой.
Николас кивнул и вышел из кабинета. Вернулся он через пару минут с двумя крепкими парнями в строгих костюмах. Телохранители подошли к президенту и завернули ему руки за спину.
– Что это значит? – со страхом спросил Олбен Баркли у своего секретаря. – Ник!
– Извините, сэр, – ответил тот, – но так надо.
Один из парней зажал президенту рот, а Коулман быстро сделал укол небольшим шприцем прямо через одежду. Олбера держали пару минут, пока не затихли бившие его судороги.