Тринадцатая редакция
Шрифт:
– Наши сердца тянет друг к другу! – шмыгнула носом мадам шемобор. – Враги разлучили нас, но я нашла его. Вопрос жизни и смерти. Завтра утром я должна быть уже далеко!
Светлана внимательно посмотрела на странную посетительницу: ни капельки она не похожа на прекрасную Леопольдиту, которая могла бы страдать от разлуки с любимым. А вот на её коварную тётушку она очень даже смахивает.
– Я понимаю ваши чувства, – решительно сказала девушка, – и потому дам вам адрес Гумира.
– До встречи! – лучезарно
– Ну, вот это вряд ли, – пожала плечами Светлана и вернулась к прекрасной Леопольдите.
Выйдя на улицу, госпожа Корхонен услышала жалобный полускрип-полуписк сигнализации своего славного «жигулёнка». Возле автомобиля её уже поджидал сотрудник дорожно-постовой службы.
Как известно, припаркованный в неположенном месте роскошный золотой джип отличается от скромных «жигулей» так же, как куст крапивы от одуванчика: первый никто не трогает без особой необходимости, зная, чем это чревато, второй с удовольствием сорвёт всякий кому не лень, да ещё и сдует с него все пушинки – просто потому, что все так делают.
– Так это ваша машина? – с преувеличенной любезностью поинтересовался у Анны-Лизы постовой милиционер. Перед ним стояла какая-то разбогатевшая торговка семечками, запугать которую ничего не стоило.
– Моя. Её что, пытались угнать?
– Да что вы, кому такое в голову придёт?
– Тогда почему она сигналила?
– А потому что я сделал вот так, – объяснил постовой и стукнул ладонью по крыше автомобиля. «Жигулёнок» обиженно заревел – он не заслужил такого обращения. Анна-Лиза была полностью с ним согласна.
– А по какому, скажите, праву, вы стучите рукой по чужим тележкам? А? Ну-ка покажите ваши права! В которых написано, что вам это можно делать. А не то начальство молниеносно уволит вас без воскресного пособия!
– Меня? Уволят? – совсем развеселился постовой. – Меня не уволят. А вот вы нарываетесь на неприятности. Припарковали машину в неположенном месте, угрожаете представителю закона. Сейчас составим акт, эвакуируем ваш автомобиль куда-нибудь подальше, вам выставим счёт, потом штраф выпишем. Впрочем, можно решить вопрос иначе.
– Вот иначе давайте и поступим! – кивнула Анна-Лиза. – Вы сейчас повернётесь на 180 градусов и быстро-быстро пойдёте прочь. А я даже не потребую у вас оплатить ремонт!
– Какой ещё ремонт? – опешил постовой. Нелепая тётка в цветастой юбке вела себя как человек, который имеет право перечить представителю дорожно-постовой службы. Вообще-то по сценарию она должна была обрадоваться возможности выплатить штраф на месте преступления и поскорее уехать из этого опасного района.
– Что значит – какой ремонт? А эта ужасная вмятина на крыше?
– Какая ещё вмятина?
– Да посмотрите же! Вы, когда били по крыше, промяли её совсем, тут ремонта на три сотни
– Да не может этого быть! – искренне возмутился постовой и подошел вплотную к автомобилю. – У меня большой опыт, следов я не оставляю. Даже отпечатков пальцев!
– Вот и умница, – погладила его по голове Анна-Лиза. Эх, не надо было ему связываться с этой женщиной. Неожиданная потеря сознания на боевом посту – о, такое случается сплошь и рядом.
– Что-то я сегодня ленивая, нехорошо, – попеняла Анна-Лиза своему отражению в зеркале заднего вида. – Двух человек уже могла насмерть убить. Ну, ничего, сейчас договор подпишу и отмечу это весёлой аварией с человеческими жертвами.
Она ещё раз сверилась с картой города и отправилась по адресу, выданному Светланой.
В школьные годы Димка очень любил устраивать словесные бои без правил: изводил Джорджа придирками, заставляя его разозлиться как следует и, не выбирая слов, вступить в дискуссию – это было куда интереснее и плодотворнее, чем светские прилизанные разговоры с хорошо воспитанным мальчиком Жорой.
– После школы что думаешь делать? – обычно невинно интересовался Димка, когда друзья, прихватив, допустим, бутылку портвейна и полбуханки хлеба, забирались на свою крышу.
– Посидим, поболтаем. Или у тебя какие-то особые планы? – пожимал плечами Джордж.
– Да я не про сегодня. Вообще, когда закончим.
– Я же говорил. Буду учиться, ну и в отцовские дела вникать.
– Не обидно будет на подхвате? То, чего достиг твой отец, достиг только твой отец, и больше никто. А ты сам?
– А что ты предлагаешь? Сделать вид, что я – сирота, и пойти работать грузчиком?
– Тоже вариант. А готов всё бросить и ехать со мной в Москву, жить где попало, работать? Может, и грузчиком, а может – кем поинтереснее.
– Ты серьёзно, что ли?
– Вполне. Ну что, едем? А вот прямо хоть завтра. А?
– Нет. Ты же знаешь – родители…
– Ой, прости, малыш, я совсем забыл, что ты у нас – несамостоятельный инвалид, привязанный к своим родителям целым десятком пуповин. Из ручки пуповина тянется, из ножки, из сердечка, из мозга, из ушей тоже…
– Я люблю своих родителей – что, разлюбить их теперь ради тебя?
– Люби родителей, пожалуйста. Но думай хоть иногда своей головой, не надо потакать их планам на твой счет.
– Предлагаешь потакать твоим планам на мой счёт?
– А с чего ты взял, что у меня могут быть хоть какие-то планы на твой счёт? Ты же в житейском смысле ещё совсем младенец. Тебе ведь, наверное, только-только доверили газовой плитой пользоваться – и то каждый выходной устраивают экзамен в присутствии всей семьи: как Жорочка спичечку к конфорочке подносит, правильно ли, хорошо ли, не угорит ли наша деточка?