Тринадцатая рота (Часть 2)
Шрифт:
– Молитесь, хоть лоб разбейте, но чтоб все в точности было. И надписи... надписи не забудьте на венках!
– уже от двери крикнул Гуляйбабка.
Подпругин, как собачка, поспешил следом:
– Смею спросить, какие?
– Самые лучшие! Самые достойные, - вскинул с вытянутым пальцем руку Гуляйбабка.
– Ну, что-нибудь такое вроде: "Царство вам небесное", или: "Спите спокойно. Вы это заслужили".
Заскочив вперед, предатель широко распахнул перед грозным гостем дверь и, изогнувшись в дугу, замер в почтении. Гуляйбабка еще раз потряс перед его красным
Покупателей ни на крыльце, ни вблизи дома не было - как ветром сдуло. Прохор, сидя на облучке, уткнув бороду в овчинный воротник тулупа, дремал. Тройка белых, будто приветствуя Гуляйбабку, жевала брошенное на снег сено.
9. ВОЛОВИЧ ПОМОГАЕТ БАРОНУ ГРЮНТЕРУ-БРЮНТЕРУ СОБРАТЬ НАЛОГ ЗА КОШЕК И СОБАК
Пан Пальчик, он же барон Грюнтер-Брюнтер, несмотря на старческий восьмидесятилетний возраст, геморрой, радикулит, склероз и полное облысение, выглядел браво, молодцевато и горел желанием осваивать захваченные русские земли вплоть до Урала. Но так как претендентов на чужие земли у Гитлера оказалось много, то барону пришлось ограничить свой аппетит пятью деревнями и небольшим черным лесом, куда он боялся выходить еще с времен первой мировой войны, когда его чуть не укокошили дубиной смоленские крестьяне.
Сидя на ступеньках широкой мраморной лестницы, ведущей в белый особняк, он бойко отдавал распоряжения немецким солдатам, сгружающим с машин обитые жестью ящики, сундуки и старую, как сам хозяин, мебель.
– Айн, цвай - это сюда.
– Драй, фир - это туда, - указывал он ореховой палкой.
– Фюнф - левое крыло.
– Зекс - правое.
Волович вынырнул к барону Грюнтеру-Брюнтеру из-под шкафа, который помогал взвалить на спину двум грузчикам-солдатам.
– Господин барон! Имею честь к вам обратиться!
– сказал он, вскинув два пальца к цилиндру.
Грюнтер-Брюнтер потряс палкой перед лицом Воловича:
– Как обращаешься, быдло? Где поклон до пояса?
– Рад бы, господин барон, но - увы!
– не могу.
– Почему это не можешь, несчастный холоп? Волович вскинул два пальца к цилиндру:
– Смею доложить вам, я проглотил кол.
– Что мне кол! Кол тоже гнется.
– Он бетонный, ясновельможный барон. Барон взметнул на лоб белые брови:
– О-о! Да ты, оказывается, остряк. Я чертовски люблю таких, потому что в молодости сам был острее бритвы, только вот не помню какой? Не то Брюмера, не то Рюмера.
– Я не придирчив, господин барон. Можете и соврать. Грюнтер-Брюнтер окинул изучающим взглядом человека в кожаной куртке и, еще пуще заинтересовавшись им,
сказал:
– Ты так смело говоришь, будто бы пришел мне помочь.
– Как в лужу смотрели, барон. Всю жизнь об этом мечтал. Даже во сне этим грезил. Бывало, качает мама в люльке, а я лежу и думаю: "Как бы мне помочь старому барону?"
Грюнтер-Брюнтер похлопал пришельца концом палки по плечу:
– Ты молодец. Хвалю, айн, цвай, драй. С тех пор как я снова здесь, ни один мерзавец не появился, не захотел мне помочь. Все попрятались, как куры от коршуна, а ты вот пришел. Не из Смоленска
– В вашем возрасте такая проницательность поразительна, - ответил Волович.
– Я действительно из БЕИПСА, то есть "Благотворительного единения искренней помощи сражающемуся Адольфу".
– Очень рад тебя видеть. Ты пришел очень кстати. У меня, айн, цвай, драй, так много всяких дел. Барон Грюнтер-Брюнтер не останется в долгу. Будешь честно мне служить - получишь крест.
– Какой, господин барон?
– Что значит какой? Железный крест с листьями и без листьев.
– Железный? Это еще ничего. Это подходяще, а то мне показалось деревянный.
– Не беспокойся, обмана не будет. Барон Грюнтер-Брюнтер никого еще, кроме людей, не обманывал.
– Рад познакомиться с такой личностью.
– Не радуйся, потому что ты мне пока не шурин и я тебя еще не принял на работу, айн, цвай, драй...
– Воля ваша, барон. БЕИПСА своих услуг никому не навязывает. Откажете - к другому фону барону пойду. Их понаехало!..
– Волович, поклонясь, уже наверняка зная, что старый пень не отпустит его, повернул к воротам.
– Постой, не уходи!
– крикнул барон.
– Беру тебя, только вначале дай мне ответ на айн, цвай вопросы.
– Хоть на сто.
– Только на два. Во-первых, любишь ли ты, - барон указал палкой на восток, - ту, Советскую власть, ибо если ты любишь ее, я не только не возьму на работу, но и могу куда-нибудь вздернуть.
Волович постучал пальцем по левой стороне груди:
– У меня эта Советская власть вот тут сидит.
– Ах, быдло! Значит, она у тебя в сердце сидит?
– В каком сердце? Образумьтесь, господин барон. Да здесь же у меня печенка.
Грюнтер-Брюнтер пощупал свой живот:
– А почему у меня печенка справа, а сердце - слева?
– Я, господин барон, с детства урод.
– Ах, вот оно. Тогда пардон. Второй вам вопрос. Что ты можешь делать, коль тебя ко мне прислали?
– Все, ясновельможный барон. Могу даже собаку вам сжарить. Как зайца съедите!
– Ты сущая находка, - похвалил барон, - такие люди мне, айн, цвай, драй, очень нужны. Я зачислю тебя и сию же минуту ознакомлю с твоей первой работой, айн, цвай, драй и тому подобное.
Кряхтя и охая, хватаясь то за сердце, то за поясницу, опираясь на палку, барон с трудом встал, прихромал к куче сваленных на снег портретов Гитлера.
– Это последнее и самое свежее фото мной обожаемого фюрера, - указал палкой на портреты барон.
– Нынче же повесить эти фотографии на всех домах, амбарах, воротах моего имения. Пусть все население знает своего освободителя.
– Слушаюсь, господин барон! Он будет непременно повешен.
Барон нацелил палку в грудь Воловича:
– Ты что сказал?
– Я сказал, что он будет непременно повешен.
– Кто он? Говори?!
– Портрет. Портрет фюрера.
– Ах, да. Ты прав. Портрет иначе не назовешь.