Тринадцатый император. Дилогия (Авторская версия)
Шрифт:
Жизнь понемногу налаживалась. Закончив короткие курсы повышения квалификации, Кузьма немного выделился из серой толпы чернорабочих. Ненамного. Всего настолько, чтобы пустили работать на чуть более ответственном, чуть более оплачиваемом производстве. Но и это уже было приятно.
Грамоту же Кузе освоить так и не удалось. Не давалась ему сия высокая наука. Да и времени на нее не было. Тяжелая работа, а потом семейные дела не оставляли на учебу ни времени, ни сил. Хотя некоторые молодые и жадные до знаний ребята все же пошли на недавно заведенные при заводе вечерние курсы. Пусть и уставали
Вот раздался долгожданный звонок, и Кузьма с довольной улыбкой прекратил работу. Отойдя от чадящего маслом станка, он тут же, обменявшись с Макаром взглядами, бросился занимать места в столовой. Их зазевавшимся нередко не хватало вовсе. Приходилось есть стоя или ожидать, пока не поест кто-то из более расторопных товарищей.
На этот раз повезло. Сев за полупустой, но быстро заполняющийся спешащими рабочими длинный стол, они с другом принялись за еду. Привычный за столом разговор на этот раз был оживленней обычного. Обсуждались недавние непонятные события: метания гвардии и войск по столицам, оцепленный солдатами Зимний дворец.
— Што делается, братцы! Убили! — потрясая газетой, ворвался в столовую заснеженный, только с улицы, рабочий. По заводу с утра ходили неясные слухи, что царя то ли убили, то ли подменили, а власть захватил бог весть кто. Тут версии были самые разные.
— Давай, рассказывай! Что случилось? — послышались любопытные возгласы. — Не томи!
— Сейчас, — ворвавшийся в столовую запыхавшийся мужик вскочил на лавку и шагнул на стол, опрокинув чью-то миску. На него зашикали и потянули за пальто со стола, но как-то неуверенно, любопытство пересиливало.
Дождавшись, пока рабочие притихнут, тот с важным видом принялся читать газету. Время от времени чтение прерывали возмущенные крики работяг.
— Макар, а ты как-никак поляк, — вдруг обратился к разом подавившемуся куском хлеба и сошедшему с лица Кузину другану вихрастый. — Точно, точно, — кивнул он сам себе, будто вспоминая, — фамилия у тебя польская, Микульский! Поляк, братцы! — привлекая внимание, заорал он, громко стуча ложкой по дну своей пустой тарелки. — Поляк!
За столами пошло шевеление. Бросались на столы ложки, скрипели отодвигаемые скамьи. Народ двинулся на шум, и очень скоро вокруг Макара и Кузьмы начала смыкаться раззадоренная толпа рабочих.
— Да вы чего, ребята? Я ж свой! Я ж Польши той и не помню вовсе! Кузя, скажи! — беспомощно кричал Макар, умоляюще смотря по сторонам в поисках поддержки. Еще недавно обедавшие с ним за одним столом рабочие отворачивались. А подошедший народ из других цехов ничего и слушать не желал. Звериный инстинкт толпы делал свое дело, заведенная криками товарищей и недавними новостями, толпа хотела крови. Оставалось нажать на спусковой крючок.
— Бей его
— Не трожь его, не трожь! — крикнул Кузьма, бросаясь на защиту товарища.
— И тебе на, — залепил ему в ухо неожиданно выскочивший из толпы вихрастый. — Польский выкормыш! Бей их, бей!
Получив крепкий удар в скулу, Кузьма пошатнулся, но не упал. Встав спиной к спине с Макаром, он поднял кулаки, вспоминая все беспокойное крестьянское детство и его традиционную забаву стенка на стенку. Он понимал, что им не выстоять, что если не произойдет чуда, их с Макаром сметут, изобьют до смерти, затопчут ногами в кровавое месиво. Но чудо случилось.
— Что происходит?! Прекратить беспорядки! — раздался грозный окрик выбежавшего на шум фабричного инженера.
— Царевича убили!
— Измена!
— Мятеж! — слышалось из толпы.
— Молчать!!! — взорвался криком, напрягая связки, побагровевший инженер. — Напали там на кого или нет — не наше дело! С тем жандармерия и армия разберутся. Наше дело им металл ковать! А ну марш все на работу!
Рабочие медленно и неохотно потянулись из столовой. Вслед за ними, вытирая разбитые в кровь губы и поднимая товарища, поплелся и Кузьма.
«Как же так? Разве же так можно? — думал он. — Что же они, не видят, что Макар свой. Пусть поляк, но ведь свой, русский поляк…»
Уже вторые сутки стоявший в оцеплении Зимнего дворца Богдан совсем устал. Ноющие ноги как будто налились свинцом, а руки окончательно задубели на холодном весеннем ветру. Еще утром доев последние сухари, он до рези в животе оголодал и стоял из последних сил. Немного помогала лишь незатейливая солдатская хитрость — незаметно переносить вес тела с одной ноги на другую, давая ногам хоть какой-то отдых.
Погруженный в свои невеселые мысли, сосредоточенно борющийся с усталостью и голодом, солдат не замечал ничего вокруг. Раздавшийся за спиной веселый голос стал для него полной неожиданностью.
— Налетай, служивые, — громко прокричал впечатляющих пропорций человек в поварском колпаке, подходя к солдатам.
За ним, натужно кряхтя, почти бегом несли от дворца огромные котлы разносчики. Запахи, раздававшиеся от открываемых котлов, не могли оставить равнодушным ни одного солдата. Рот Богдана тут же наполнился слюной.
— Первая рота, приготовиться к приему пищи! — скомандовал подскакавший к зашелестевшему строю майор. — Капитан, почему беспорядок в строю?! — нервно отреагировал он на легкое шевеление возбужденных солдат.
Причины нервозности и раздражения майора были более чем прозрачны. Смоленский полк, а вместе с ним и он сам, были сейчас на виду больше, чем на любом из парадов. Пехотный майор из обедневших дворян, кормившийся с одной только службы, как никогда ясно понимал — сейчас решается его дальнейшая карьера. Еще никогда он не был так близок к государю, никогда не имел возможности встретить его в любую секунду. И постоянный страх ударить в грязь лицом перед высоким начальством совершенно вымотал его.