Тринадцатый подвиг Геракла
Шрифт:
Остальные боги разместились вокруг игрового поля, расчерченного на разноцветные клетки, на которых по краям стояли в два ряда фигуры из белого и черного мрамора. Фигуры по указанию сражающихся должны были переносит!, с клетки на клетку карлики-керкопы.
Чтобы смертные не приблизились к сонму богов, любующихся схваткой, Зевс-"собиратель туч" нагнал их столько, что почернело небо, и сверкающие молнии не только освещали игровое поле"
но смертельно пугали всех окрестных жителей, которые не смели показаться из жилищ.
И под грозовые раскаты
Тартар, царь мрака, огромный, хромой, весь перекошенный набок, взял себе черные фигуры. Геракл распоряжался светлыми.
Противники смотрели на игровое поле со стороны, обмениваясь колкими словами, и для очередного хода подходили к богиням., Фомида, услышав распоряжение о сделанном ходе, тотчас начинала наполнять чашу другого противника, а Каисса передавала приказ карликам-керкопам передвинуть нужную фигуру на указанную клетку.
Корченный насмехался над своим противником, который, "видно, не привык упражняться в игре ума". "Здесь мало подставить свои плечи под небесный свод вместо титана Атланта, мало оторвать от земли титана Антея, который набирался от нее сил". "Не пригодятся в игре ума отравленные Гераклом стрелы, одной из которых в конечном счете он глупо отравил самого себя!" "И не поможет здесь навозная выдумка "промыть Авгиевы конюшни повернутой в них рекой". "И уж совсем ни к чему верный глаз стрелка или разрубающий скалы удар меча!" "Думать надо уметь, думать! Головой играть, а не мускулами!"
Так издевался Тартар над Гераклом, стараясь унизить и запугать своего врага.
Конечно, Тартар был искусен в божественной игре. Но ему хотелось не только выиграть сражение, но еще и унизать Геракла подобно царице Ливии Омфале, которой герой во искупление минутной вспышки гнева добровольно продал себя в рабство на три года. Вздорная женщина старалась вволю насладиться за этот срок, глумясь над сильнейшим из сильнейших. Она унизительно наряжала его в женские платья, заставляла ткать и прясть, но так и не смогла сломить терпение и выдержку героя.
Но здесь перед лицом всех богов обидные выкрики Корченного Тартара достигли цели, лишив Геракла спокойствия и ясности мысли. Слишком он был вспыльчив и горяч.
Неоправданная поспешность Геракла позволила Тартару, даже не вводя в бой всех своих сил, добиться значительного материального преимущества.
Богиня Гера сказала эгидодержавному супругу:
– Смотри, Зевс, твой сын потерял тяжелую колесницу. Любой оракул предречет теперь ему поражение.
Ничего не ответил Зевс, свел только грозно брови, и еще пуще засверкали молнии из сгустившихся туч.
А Корченный Тартар кричал:
– Смотри, герой, носивший бабьи платья, это не просто сгущаются тучи над тобой, это растет моя черная рать!
Смолчал Геракл, только глубокие морщины прорезали его лоб.
– Я заставлю тебя плясать в моей бездне! И загоню тебя туда еще на игровом поле!
– грозил Корченный, приплясывая и припадая на одну ногу.
Искусными ходами вынудил он царя беломраморных фигур перейти все игровое
Вздохи прокатились по подножью Олимпа. Переживали боги Многие любили Геракла, но коль скоро дело доходит до зактада, приходится считаться с мрачной силой Корченного, который перешел на самые отвратительные оскорбления противника:
– Не сын ты Зевса, а помет анатолийского раба, прельстившего твою мать Алкмену. Анатолиец ты!
Вскипел Геракл, схватил рукой камень, чтобы бросить им в оскорбителя, но оплавился камень в его ладони, словно был он осколком прозрачной глыбы, встречающейся под белой шапкой высоко в горах за Колхидой или в царстве великанов на далеком Севере.
Рассыпался в горячей руке оплавленный камень, и вспомнил Геракл, что бьется с богом Мрака, сыном Обмана и Измены бьется на игровом поле. И сдержался он, сказав, как когда-то так же оскорблявшему его великану:
– Пусть на словах ты победишь. Посмотрим, кто победит на деле.
Восхитилась богиня Каисса Гераклом, не выдержало женское сердце бесстрастной богини. Воспользовавшись тем, что Корченный продолжал кричать обидные для Геракла слова, обращаясь к наблюдавшим за игрой богам, она шепнула Гераклу:
– Герой, я не могу как судья подсказать тебе план борьбы. но как богиня божественной игры я вижу, что хоть и меньше у тебя светлых сил, чем сил мрака, все же ты можешь одолеть их если совершишь свой тринадцатый подвиг на тринадцатом ходу...
Геракл гордо прервал ее:
– Я сражаюсь один на один.
– Да, один ты и одолеешь врага, если рискнешь после пяти ходов остаться на игровом поле один против всей черной рати, если отважишься принести в жертву богине Победы всех беломраморных воинов, чтобы один лишь светлый царь со стрелами выстоял против сонма врагов семь ходов и еще один ход, не защищаясь а нападая.
– Семь ходов и еще один одному против всех?
– отозвался Геракл.
– Но так даже в бою не бывает!
– Это не просто бой, это твоя жизнь на Олимпе, это бессмертие! Я сказала тебе, что ты можешь сделать за тринадцать ходов но не сказала как. И тем не преступила клятвы судьи.
И она отошла к богине Фемиде, лившей воду в чашу задумавшегося Геракла, который смотрел на игровое поле, заполненное беломраморными и смольно-черными фигурами. Он думал, а струйка воды из узкого горлышка кувшина Фемиды грозила переполнить его чашу.
"Богиня Каисса все видит на игровом поле, но как увидеть смертному на пороге бессмертия то, что доступно ей?"
Так думал Геракл, пока яркой молнией не озарился его ум.
Когда герой сделал свой ход, боги ахнули. Бог сна Гипнос даже вскочил с каменной скамьи, ибо такого не увидишь в во сне!
Ворвавшийся в стан светлых герой черных фигур уже уничтожил тяжелые беломраморные колесницы, копьеносца и грозил убить кентавра. Но Геракл не только оставил того на погибель, а бросил и второго своего кентавра в самую гущу вражеских сил.