Тринкет
Шрифт:
Это были настоящие рыночные закрома. Из арки, где пол круто шел вверх, появились двое мужчин с пустой тележкой. Они закатили на тележку бочонок, покидали мешки. Открыли одну из дверей, выволокли оттуда свиную тушу, положили ее сверху, и медленно потащили тяжело груженую тележку обратно. Дети двинулись за ними, к выходу из подвала.
На улице им повстречались еще несколько местных жителей: хромой мужчина в котелке и полосатом костюме, дама в шляпе с перьями, она несколько раз удивленно оглянулась на детей из-под своей вуальки, и пара старушек в длинных накидках. Жителей городка можно было
Крыши домов были украшены глиняными фигурками голубей, а над рыночной площадью возвышалась та самая башня, которую они первый раз увидели, когда с холма рядом с домиком фрау Кемпке рассматривали окрестности. Башню украшали куранты. Они отбивали время каждые пятнадцать минут, с наступлением нового часа исполняли небольшую музыкальную пьеску, и вообще, ходили аккуратно, без обмана.
Но жители города любили проверять свое время не по ним, а по стоявшей на площади водяной механической скульптуре девочки с ведром, полным воды.
Скульптура — ее давным-давно прозвали Матильдой, потому что она была похожа на одну настоящую Матильду, когда-то помогавшую своей матери торговать рыбой на рынке, — стояла в середине круга рядом с фонтаном. Струйка из фонтана попадала в ее ведро и потихоньку наполняла его. Вокруг девочки по кругу расположились двенадцать цыплят с плошками.
Каждый новый час, когда били куранты на башне, механическая Матильда наклоняла ведерко, выливая воду в плошку очередного цыпленка. В двенадцать часов плошки с водой опрокидывались, и все начиналось сначала.
Поэтому, если, к примеру, кто-то говорил, что она только что напоила второго цыпленка, это означало два часа дня или ночи. Особо наблюдательные могли даже назвать время с точностью до получаса — по тому, как скульптура разворачивалась и наклоняла ведерко.
Водяные часы давно нуждались в ремонте — случалось, что Матильда выплескивала воду в неурочное время, и не в плошки к цыплятам, а прямо на мостовую, но горожане любили ее и прощали ей эти ошибки.
Посмотрев на механическую девочку с ведром, Джордж снова вспомнил бабушкину сказку. Он все больше узнавал королевство, о котором она рассказывала. Ему даже показалось, что он бывал здесь. Но это случается иногда — почуешь какой-нибудь запах, или услышишь обрывок разговора, и думаешь — ведь это уже было со мной раньше…
Городская ярмарка бурлила, как рынок в Ромфорде в предпраздничный день. Так же был выложен товар на прилавках и в лотках, пахло едой, а продавцы соревновались — у кого глотка луженее. Ярмарки везде похожи: обертки от конфет летают над брусчатой мостовой и стоит веселый грубый шум.
Брэнда остановилась перед двумя свиными головами, насаженными на крючья, — такого у них на ромфордском рынке точно не бывало. Если и бывало, то давным-давно, лет сто назад.
— Дракон…
Первый раз слово пролетело мимо вместе с прочими ярмарочными разговорами. Разговоры эти были о свежести и цене товара. Джордж не поверил, что можно запросто произносить его здесь,
Разговаривали две семейные пары.
— Через два дома от нас… Все сжег дотла, — сказал мужчина с лицом, как у бульдога. — Никакой защиты от него, переползает через стену и творит, что хочет…
Все опасливо посмотрели на высокую крепостную стену замка.
— Ни одной ночи без жертв. Как мы только держимся… — покачала головой дама с уложенными бубликом волосами.
— Каждый надеется, что не его, а чья-нибудь чужая семья погибнет, — сказал бульдожий мужчина. — Прежняя жизнь совсем развалилась. Вы еще не видели старика из королевской почты? Вон, за овощными рядами побирается.
— Нет, мы только придворного поэта сегодня видели, — ответили ему знакомые.
Земля содрогнулась от толчка, на который никто не обратил внимания. Люди лишь больше ссутулились и втянули головы в плечи. Похоже, жители этого раздраженного города давно привыкли предчувствовать беду.
— Дела тут у них совсем плохи, — шепнул Питер. — Пусть они сами со своим драконом разбираются, а нам лучше домой.
Но Джордж опять промолчал, и Питер смирился — он не хотел бросать товарища.
— Вино, вино, кому горяченького! Поможет от простуды! А сон будет как у младенца! — это снова вернулись остальные ярмарочные голоса.
На углу торговка разливала горячее вино и предлагала жареные каштаны. Рядом с ней Джордж увидел знакомую фигуру — из под черной круглой шляпы торчала шея со складочками. Мужчина, пробовавший горячее вино, был похож на Кота.
Джордж привстал на цыпочки, но мужчину заслонила дама в отороченной белым мехом красной пелерине. Джордж подпрыгнул раз и два — ничего не видно за пелериной. Когда дама наконец отошла, толстяка рядом с торговкой уже не было… Куда он делся?
Дети миновали мясные ряды, прошли во фруктовые и овощные, где тетка в переднике и нарукавниках хрипло сообщала, что распродает последний ящик медовых груш.
В десятке шагов от нее парень с серьгой в ухе кричал:
— Амилисы! — перед горкой таких шипастых и желтых, то ли ягод, то ли еще чего.
Амилисы эти поочередно выпячивали свои иголки. Джордж, конечно, прежде пробовал необычные фрукты с названиями, которые и не запомнишь с первого раза. Но таких вот ёжиков с живыми шипами не встречал.
— Беру три — плачу за два, — предложил парню один покупатель.
— Цена и так невысокая, — отказался от сделки продавец. — Такая была, когда Зеленый человек по земле ходил.
— Нашел, что вспоминать… Эх ты, торговать не умеешь!
— Я не торговец, а солдат, — с достоинством ответил парень. — Просто семью поддерживать надо.
— Где же твоя армия, солдат? — рассмеялся ему в лицо покупатель.
Парень задвигал желваками, но ничего ему не ответил.
В углу на перевернутом ящике Джордж увидел знакомого старика из королевской воздушной почты. Тот сидел, облокотившись на снятый с волшебной кареты герб. Перед ним лежала шляпа с двумя-тремя монетками, вокруг нее клевали хлебные крошки синие голуби. Беспризорные почтовые птицы слетались в ожидании угощения, их становилось все больше, а хлебных крошек не прибавлялось.