Тритон

Калашников Сергей Александрович

I

«Вот и осень – очиним перья…»

Вот и осень – очиним перья. Влажным скрипом проворно дыша,узнаю о себе теперь я все, что знала допреж душа,отчего заходилась в кашле летом потным ее листва.Но уже не припомню даже с нею я своего родства,не узнаю. Купаться не в чем взгляду, брошенному в окно.И от веточек тонких резче он становится. Глубже днотонкокожее лужиц блеклых.

С водопоя бредут стадаволокнистые, и на стеклах проступает с утра вода.А из сизой небритой тучи, закрывающей пол-лица,смотрит первой звездой мигучей твой Лелеятель – несть конца.1999–2001

II

«И, запутавшись в путах ветвей…»

И, запутавшись в путах ветвей,дышит осень уже снегопадом.Облака, опрокинувшись в ней,пахнут будто бы самосадом.А словам в прошлогодний пораперегной, отделяясь от тела.Превращается почва, сыра,так в себя самое то и дело.И листва, вспоминая о ней,отправляется в лужи топиться —потому что чем ночи длинней,тем от них ничего не добиться.Потому что чем глубже был вдох,отстоявшийся в горькой гортани,тем отчетливей выдох и Бог —и Его очертанья в тумане.13.12.1999

III

«Набухшая пятится осень…»

Набухшая пятится осень в полуоблетевший словарь,который прекрасен, несносен и нежен, пока не январь.Прилежно в иные пределы она истощенную нитьвсе тянет. И нечего делать, и до смерти хочется жить.И кажется: острый и скользкий в гортани набившийся дыми слаще, и горче «Посольской», доставшейся тем вон троим.И мнится, что ржавые флаги развесили вместе и врозь.И воздух, прилипший к бумаге, пронизан дождями насквозь.Все правильно, все поправимо. И жизнь, как и те облака,беспечно проносится мимо и невыносимо легка.07.10.1999

IV

«Почти ноябрь. Листва еще нет-нет…»

Почти ноябрь. Листва еще нет-нет,но кое-где не обратилась в почку.Лежит, раскрыта, книга-пистолети карандаш, похожий на заточку.Который день в разорванном окнецветет герань бессмысленно и тупо.А во дворе два молодца: оненесут пенал из бархата для трупа.Короткий день. В подъезде полумракв четыре вечера. А вылезешь в аптеку:то белым хлебом угостишь собак,то сигаретой – просто человека.То улыбнешься как бы невзначайсвоей студентке возле магазина.А ближе к ночи – водка или чай,чтоб не уснуть, когда над нами – мимо —над головой, бесцветно шелестя,речные птицы машут плавниками,куда-то к югу плавно уходя —в иную жизнь, покинутую

нами.22.10.2001

«Куст высох – мертвому, припарка…»

Куст высох – мертвому, припарказачем ему слепого солнца?И на углу скупого паркатопорщится он под балконцеммоим, куда я на минутуи вышел покурить всего лишь.Стоит раскинувшись, как будтоподозревает: не уволишьего, не пересадишь дажекуда-нибудь. Зачем? откуда? —едва живой, а все туда же! —в нем эта прелесть, это чудо?!Не-лист-не-бабочка моргаетвнутри пустот его упружных,и тщетно ветер помогаетей, тощей, выбраться наружу.Глядит как будто бы моимина самою себя очами!О, как же помыслы все мнимы!когда случайно повстречаемвзгляд этот пристальный, что в ветках,в упор мигая, копошится.Душа живет в таких же редкихветвях – и выпорхнуть боится.24.02.2000

«Мой кухонной утвари дом…»

Мой кухонной утвари доми комнаты честного хлама!Уж мебель – сдвигая с трудом —ни в сказке сказать, ни пером —и та непременно упряма.Трехстворчатой мути окно.И лаковый облик толстянкине полит дня три, и давновода пересохла в жестянкекошачьей (пройдоха, попьетиз раковины на кухне).Не то что упадок, но вот —вот, кажется, все это рухнет.И как ни старается глазтряпья обезвреживать пряди,порядок привычный он развозводит по нескольку на день.Затем и лелеешь их спесь —вещей, остановленных взглядом.Что мебель?! Ты сам-то не здесь —лишь чуть отвернешься – а рядом.04.02.2001

I

«На кухне такой же придется, бедуя…»

…на кухне посидим…О. Мандельштам

На кухне такой же придется, бедуя,чадить коммунальной у единокровныхродных своих, боже-ты-мой, на виду ихранящихся в тех же пещерах укромных,простенках и щелях. И после, и послевсего присоседиться – как многолюдно!как сперто и тесно! – у выхода возле,за сердце хватаясь уже поминутно.Ведь будет продолжено, что завязалосьна этом, на том неминуемом свете:все эти обиды (ах, если бы жалость!)и даже слова бесполезные эти.

II

«Тоскливо гляжу я, подъемлясь все выше…»

Тоскливо гляжу я, подъемлясь все вышеглазами, – сквозь едкие дымные складкии варки и стирки – на книжные ниши,где души Твои в образцовом порядке,о Господи, собраны – как для чтенья,расставлены, чтобы к любой дотянуться —ах, нет! алфавит не имеет значенья! —

Конец ознакомительного фрагмента.