Триумф и трагедия. Политический портрет И.В.Сталина. Книга 1
Шрифт:
Апрельский и ноябрьский Пленумы ЦК и ЦКК 1929 года, рассмотревшие вопрос о «правом уклоне» в ВКП(б), завершили начатый Сталиным разгром «группы Бухарина». В трехчасовой речи Сталин обрушился на Бухарина за отказ от предложенного ему Политбюро 7 февраля 1929 года компромисса, равносильного поражению. А это означает, констатировал Сталин, что в партии теперь «есть линия ЦК, а другая – линия группы Бухарина». Несмотря на то что до января 1928 года Сталин в основном дружно работал с Бухариным, генсек определил несколько «этапов разногласий» с ним. При этом он сыпал словечками типа: «чепуха», «ерунда», «книжонки Бухарина», «немарксистский подход», «знахарство», «липовый марксист», «разглагольствования», «полуанархическая лужа Бухарина» и т. д.
Главный удар в своей
В таком духе выдержана вся долгая речь Сталина, в которой разносной, уничтожающей критике были подвергнуты кроме Бухарина и Рыков с Томским. К слову сказать, эта речь была опубликована лишь много лет спустя в Собрании сочинений Сталина. Бухарин и Рыков были смещены со своих постов, но пока остались в Политбюро. Поскольку резолюция Пленума была разослана во все местные партийные организации, началась проработка «правых» по всей стране. «Правда», другие органы печати систематически публиковали материалы, предававшие анафеме лидера «правых». А это было одновременно фактическим сигналом к форсированию коллективизации с ее не просто бесчисленными перегибами, а насильственной ломкой векового уклада крестьянства. О добровольности уже не говорили. Бухарин и после этого продолжал считать, что 20-процентный прирост промышленной продукции – предел, после которого сельское хозяйство не выдержит. Сталин, как мы знаем, считал иначе, в несколько раз завышая эту цифру.
В ноябре 1929 года была утверждена генеральная линия партии на всеобщую коллективизацию, так как, писал Сталин, «в колхозы идут крестьяне не отдельными группами, как это имело место раньше, а целыми селами, волостями, районами, даже округами». А Бухарин все еще не хотел «каяться», как от него требовали, и 17 ноября 1929 года его вывели из состава Политбюро. Правда, спустя неделю, мучаясь угрызениями совести от малодушия, Бухарин, Рыков и Томский написали краткую записку в ЦК, в которой, каясь, осудили свою позицию:
«Мы считаем своим долгом заявить, что в этом споре оказались правы партия и ее ЦК. Наши взгляды оказались ошибочными. Признавая эти свои ошибки, мы со своей стороны поведем решительную борьбу против всех уклонов от генеральной линии партии и, прежде всего, против правого уклона».
Сталину не понравилось, что в заявлении не было указано прямо о его, генсека, правоте. Ну да ладно. С Бухариным покончено.
Думаю, тогда еще очень немногие могли предвидеть не только приближающуюся трагедию Бухарина, но и поражение умеренного крыла в руководстве партией в целом. Приходится признать, что иногда наши недруги со стороны, казалось бы, замечали это довольно пророчески. В 8-м номере (апрель 1931 г.) меньшевистского «Социалистического вестника», основанного за рубежом Л. Мартовым, была опубликована статья, в которой анализировались результаты нэпа. В этом антибольшевистском журнале подчеркивалось, что Сталин делает все для того, чтобы «оборвать мечты о возвращении нэпа, оборвать надежды на эволюцию». Генсек, говорилось в статье, «уже не раз пытался скрутить в бараний рог правых коммунистов, – но по разным внутренним причинам расправа до сих пор не доведена до предела и
В данном случае социал-демократам, покинувшим Советскую Россию, нельзя отказать в проницательности. А может быть, это пророчество Сталин расценил как подсказку? Подшивки этого тощего журнала лежали в книжном шкафу сталинского кабинета. Во всяком случае, логика борьбы, а главное, методы Сталина были такими, что искушенный аналитик мог уловить в ней не только отражение крестьянской трагедии на рубеже 20–30-х годов, но и неизбежный грядущий конец защитников нэпа и умеренной линии в руководстве ВКП(б).
Николай Иванович Бухарин, «покаявшись», страшно мучился от своей непоследовательности. Метался: почему не смог убедить Политбюро? Он понимал, что был не во всем прав. Рывок для индустриализации, по-видимому, был необходим. Жертвы неизбежны. Но какие? Ведь не человеческие же жизни… Он до конца не мог согласиться с методами тотального насилия, которые были применены к крестьянству. Ликвидировать, а точнее, управлять кулаком можно было только экономическими методами. Драма Бухарина еще не вылилась в трагедию. В партии тогда, наверное, никто не мог предположить, что наступят кровавые 30-е годы… Все случится спустя почти десять лет после его капитуляции в ноябре 1929 года. Похоже, верно сказал летописец о гибели Цезаря: то, что назначено судьбой, бывает не столько неожиданным, сколько неотвратимым.
За полгода до ареста Бухарина Сталин (как и все члены Политбюро) получит его письмо. Только что пройдет судилище над Зиновьевым и Каменевым и их четырнадцатью «подельцами». Во время этого процесса, на котором подсудимые будут «показывать» на Бухарина, Рыкова и других, Вышинский объявит о начале следствия по «делу Бухарина». Вернувшись из Средней Азии, где он был в отпуске, Бухарин узнает о заведенном на него «деле». Бывший «любимец партии» в отчаянии. Он сразу сядет за стол и напишет письмо Сталину. Его мне обнаружить не удалось. Затем тут же, почти аналогичные – членам Политбюро и Вышинскому. Передо мной два письма Бухарина Ворошилову. Чтобы понять, как драма Бухарина перерастала в трагедию, я приведу отрывки из этих писем.
«Дорогой Климент Ефремович,
Ты, вероятно, уже получил мое письмо членам Политбюро и Вышинскому: я писал его ночью сегодня в секретариат тов. СТАЛИНА с просьбой разослать: там написано все существенное в связи с чудовищно-подлыми обвинениями Каменева. (Пишу сейчас и переживаю чувство полуреальности: что это – сон, мираж, сумасшедший дом, галлюцинация? Нет, это реальность.) Хотел спросить (в пространство) одно: и вы все верите? Вправду?
Вот я писал статьи о Кирове. Киров, между прочим, когда я был в опале (поделом) и в то же время заболел в Ленинграде, приехал ко мне, сидел целый день, укутал, дал вагон свой, отправил в Москву, с такой нежной заботой, что я буду помнить об этом и перед самой смертью. Так вот, что же я неискренне писал о Сергее? Поставьте честно вопрос. Если неискренне, то меня нужно немедля арестовать и уничтожить: ибо таких негодяев нельзя терпеть. Если вы думаете «неискренне», а сами меня оставляете на свободе, то вы сами трусы, не заслуживающие уважения…
Правда, я – поскольку сохраняю мозги – считал бы, что с международной точки зрения глупо расширять базис сволочизма (это значит идти навстречу желаниям прохвоста Каменева! Им того только и надо было показать, что они – не одни). Но не буду говорить об этом, еще подумаете, что я прошу снисхождения под предлогом большой политики.
А я хочу правды: она на моей стороне. Я много в свое время грешил перед партией и много за это и в связи с этим страдал. Но еще и еще раз заявляю, что с великим внутренним убеждением я защищал все последние годы политику партии и руководство КОБЫ, хотя и не занимался подхалимством.