Триумф королевы, или Замуж за палача
Шрифт:
— Нет!
Тело словно окатило ледяной водой, я вырвалась и отпрянула к стене. Перед глазами мелькнули недавние воспоминания. Свист бича, голос, отсчитывающий удары. Штрогге прижимает меня — беспомощную, жалкую, слабую — к столу, а я лежу, давясь ужасом и жалостью к себе, в ожидании унижения и боли. А затем — лес, снег, холод, снова пугающая невозможность сбежать и скрыться. Поцелуй, поднимающий на поверхность всё запретное и темное, что только есть в душе, порождающий фантазии, место которым лишь в голове безумца. Тьма в серых глазах, лицо, рассеченное рваной полосой. И мои уродливые
— Вики, что случилось? Я сделал тебе больно?
Ни один нормальный мужчина не захочет обнаружить в постели искромсанный кусок плоти вместо возлюбленной. Я отчаянно помотала головой, проклиная себя за нахлынувшие мысли. На лице Карла сперва отразилась растерянность, а потом, пусть и с запозданием, понимание:
— Не я… Он сделал.
Сконфуженно кивнула, чувствуя, как на смену страсти приходит беспомощность.
— С-с-скотина! — его голос стал ледяным. — Что именно?
— Не имеет значения.
— Настолько не имеет, что ты бежишь от меня?
Хорошо, что смятое покрывало оказалось рядом: можно закутаться в него и не чувствовать себя настолько ничтожной.
— Я все-таки его убью, — с чувством выдохнул Карл.
— Нет, — я вскинула голову как раз вовремя, чтобы заметить тень бешенства в его глазах. — Не ты. И уж по крайней мере, не сейчас. Он… Ох, Карл. Он нужен нам, он может оказаться полезен, и у нас что-то вроде договора. Боюсь, что всё запуталось слишком сильно.
— Нужен?! Договор?! О чем, во имя всех богов? Иногда мне кажется, что я совершенно тебя не понимаю или что один из нас сходит с ума.
Я подалась вперед, обхватила лицо Карла руками и зашептала:
— Не хочу говорить с тобой об этом всём сейчас, слышишь?
— А о чём хочешь? — Вместо ответа я взяла его руку и положила ее на шрамы, всё еще скрытые от глаз покрывалом. Чуткие пальцы Карла вздрогнули и застыли, потом он судорожно втянул воздух и крепче прижали меня к себе. — Только о тебе. И обо мне, если ты готов принять меня такой.
— Так ты из-за этого испугалась? — он заставил меня поднять лицо и посмотреть ему в глаза. — Глупая, глупая девочка. Неужели ты думаешь, что можно любить годами, молча наблюдать, как вокруг тебя вьются мужчины всех возрастов и сословий, ждать мимолетного слова, ловить каждый взгляд, умирать от страха, не зная, жива ли ты, здорова ли, где и с кем находишься, а потом просто взять — и оттолкнуть из-за какой-то мелочи?
— Это не мелочь, Карл. Не хочу тебе врать: эти отметины глубже и страшнее, чем может показаться.
— Не для меня.
Он осторожно коснулся моих губ, вовлекая в чувственный поцелуй. Покрывало, ставшее ненужным, соскользнуло на пол, неловкость растаяла под натиском ласк. Тело откликнулось на зов легко и непринужденно, а близость, связавшая нас наконец в одно целое, оказалась восхитительно нежной, неторопливой и пронзительной одновременно.
И только после того, как утомленные и абсолютно счастливые, мы рухнули на постель, чтобы отдышаться, я удовлетворенно усмехнулась собственным мыслям.
Если страсть и влечение — это невидимая нить, за которую можно потянуть, то будьте уверены, я это сделаю.
Глава 20.
— Ты говорил, у тебя есть хорошие новости, — я в последний раз прижалась губами к груди Карла и поднялась, отыскивая нужные вещи в ворохе одежды. — Тебе удалось с кем-то поговорить?
— Не просто с кем-то, — Карл перевернулся на бок и подпер голову рукой, наблюдая за тем, как я одеваюсь. Его волосы были живописно растрепаны, великолепно развитые мышцы бугрились под гладкой кожей, в глазах все еще тлел огонёк. Я сглотнула, игнорируя вновь зарождающееся внизу живота желание. — Много кто из наших старых знакомых согласился помочь и, если предоставится случай, потребовать пересмотра приговора.
— Кто именно?
— Из тех, кто остался в столице? Лангер, Вернеры, фон Кёллер.
— Старший?
— Старшего казнили еще осенью, сейчас главой семьи является его племянник, Ансельм, — нахмурился Карл. — Я думал, ты знаешь.
Мысленно выругавшись, я натянула рубашку, завязала на талии тесемки нижней юбки, накинула верхнюю.
— Нойманы, Фишеры… — продолжил перечислять Карл. — И еще с десяток менее знатных семей.
— А вне столицы?
— Хёхнербрин, Ретенау, Кёхлер, Тоденхофф…
Я удивленно обернулась, вспоминая, пусть и не сразу, названные фамилии:
— Все южные земли? Почему?
— Его величество решил, что ссылки для союзников герцога, — на этом слове по лицу Карла проскользнула тень то ли жалости, то ли чего-то другого, куда более сложного, — недостаточно. И приказал выплатить в пользу казны колоссальные штрафы всем, кто был хоть отдаленно причастен к заговору.
— Как и всегда, — я поджала губы, упорно сражаясь со шнуровкой на рукавах. Карл приподнялся, мягко перехватил мою руку и за минуту справился с непослушными тесемками. — Если что-то идет не так, Фердинанд спешит пошарить в чужом кармане.
Карл хмыкнул.
— Не сгущай краски, далеко не всегда. Но сама понимаешь, это сильно озлобило землевладельцев юга. Осенний урожай у них выкупили едва ли за две трети обычной стоимости, торговля с Ванлиатом практически остановилась из-за размолвок с родственниками королевы. Они совершенно не одобрили казнь человека, с которым успешно вели дела последние двадцать лет. Добавь к этому раннюю и необычно холодную зиму, запрет провинциальным аристократам и их первым наследникам появляться в столице — и получишь весомый повод к раздору.
— А посредники? — приподняла я брови. — Торговая и транспортная гильдии заинтересованы в товарообороте не меньше, чем кузнецы и рудокопы.
— Переговоры ведутся, — качнул головой Карл. — Однако Фердинанд опасается продолжения смуты, поэтому придирается к каждой мелочи, пытаясь держать под контролем всё, что укрепит его статус. Расходы на гвардию и стражу увеличены вдвое, казна почти пуста, а экономика Лидора плавно катится в пропасть.
— Откуда такие сведения?
— С некоторых пор я стал довольно частым гостем в доме казначея, — неохотно пояснил Карл. — Слышал. Могу назвать точные цифры, если хочешь. Или просто поверь, что дело пахнет тухлым уже несколько месяцев кряду.