Триумф нежности
Шрифт:
— Кажется, да. Соедините меня с ним.
Мигель нетерпеливо подался вперед. Рамон щелкнул переключателем на селекторе, откинулся в кресле, собрал финансовые документы, которые он читал, и молча продолжал их просматривать.
По комнате прогремел картавый бас Сиднея Грина:
— Гальварра, ты ублюдок! Ты зря теряешь время, слышишь? Мне плевать на то, что ты собираешься делать, и я не заплачу ни цента из тех трех миллионов. Ты понял? Плевал я на тебя! — Ответа не последовало, и Грин заорал снова:
— Скажи мне хоть что-нибудь, черт бы тебя побрал!
— Я восхищаюсь
— Так тебя разэдак, намекаешь, что у тебя еще карты в кармане? Так прикажешь понимать? Гальварра, ты что, угрожаешь мне?
— Убежден, что никогда не стану настолько груб, чтобы угрожать тебе, Сид, — ответил Рамон спокойно.
— Черт тебя побери, ты угрожаешь мне! Кем ты себя считаешь?
— Ублюдком, который спустит твою краску в унитаз, — сказал Рамон, протянул руку и отключил Сида.
Кэти быстро написала на своей расчетной карточке сумму, равную половине стоимости мебели, которую она только что приобрела, а после этого заплатила вторую половину из денег, которые оставил ей Рамон. Продавец удивленно взглянул на нее, когда она попросила две расписки в получении, каждую на половину общей стоимости. Кэти твердо проигнорировала его взгляд, но Габриэла покраснела и отвернулась.
На улице было тепло, и туристы прогуливались по залитому солнцем Сан-Хуану.
Машина стояла на стоянке. Это был потрепанный, но прочный старый автомобиль мужа Габриэлы, который тот предоставил в распоряжение жены и ее подопечной.
— Хорошие покупки мы сделали, — вздохнула Кэти, опуская стекло, чтобы впустить легкий ветерок в душный салон. Уже был четверг, четвертый день их тяжелых, но успешных и веселых поездок, и она пребывала в счастливом возбуждении.
— Не могу отделаться от чувства, что все-таки что-то позабыла, — задумчиво произнесла она, взглянув через плечо на две лампы и край стола, загромождавшие все заднее сиденье.
— Да, кое-что ты забыла. — Прекрасное лицо Габриэлы было озабоченным, когда она повернула ключ зажигания и печально улыбнулась Кэти. — Ты забыла сказать Рамону правду о том, сколько все это стоит. — Она вырулила со стоянки и влилась в поток машин. — Кэти, он очень рассердится на тебя, когда узнает.
— Он не узнает, — бодро сообщила Кэти. — А я не собираюсь ему об этом рассказывать. И ты тоже обещала мне этого не делать.
— Конечно же, я не расскажу! — сказала Габриэла с обиженным видом. — Но падре Грегорио много раз говорил на воскресных проповедях, как важно, чтобы была честность между мужем и…
— Ох! — громко застонала Кэти. — Вот о чем я забыла. — Она откинулась и прикрыла глаза. — Сегодня четверг, в два часа дня я должна была встретиться с падре Грегорио. Рамон договорился о встрече еще во вторник и напомнил мне об этом сегодня утром, а у меня вылетело из головы.
— Может быть, ты встретишься с падре сейчас? — предложила Габриэла час спустя, когда машина подъезжала к деревне. — Сейчас только четыре часа.
Кэти быстро покачала головой. Весь день она думала о том, что они с Рамоном собираются провести вечер в их доме. Она должна принести туда еду. Он
Когда они добрались до дома Габриэлы, Кэти пересела за руль, помахала на прощание Габриэле и развернула машину назад, прямо в деревню, чтобы заехать в магазин и купить еду и бутылку вина на вечер.
Эти последние четыре дня были для нее очень необычными. Рамон по утрам уезжал в Маягуэс, а позже, до наступления темноты, работал в доме, так что они виделись только по вечерам. Она проводила дни в покупках, надеясь, что выбранные ею вещи ему понравятся. Кэти чувствовала себя как на каникулах, получив разрешение обставить дом на свое усмотрение. Она радовалась, но дом оставался для нее домом Рамона, а не ее собственным. Возможно, это было из-за того, что Рамон был занят и она видела его так мало, а если они и были вместе, то всегда поблизости находились люди.
Рафаэль и его сыновья тоже работали в доме вместе с Рамоном, и вечером, за ужином, четверо мужчин были бодрыми, но явно усталыми. Хотя Рамон окружал ее вниманием, когда они сидели за дружеской беседой в гостиной Рафаэля, времени и места для того, чтобы «смешать тела и разделить потом, воскреснув к новой жизни», так и не было.
Каждый вечер Рамон провожал ее до дома Габриэлы, где все уже спали, увлекал к дивану и усаживал рядом с собой.
Он нежно освобождал ее почти что от всей одежды, возбуждал так, что она едва могла удержаться от крика, но затем одевал, провожал до спальни и желал ей спокойной ночи, страстно целуя на прощание. И каждую ночь Кэти ложилась под холодные простыни своей временной постели, сгорая от неудовлетворенного желания, чего, как она начинала понимать, и ожидал от нее Рамон. Однако у нее не было никаких сомнений в том, что сам он возбуждался даже больше, чем она, так что не было никакого смысла заставлять их обоих испытывать такие муки.
Прошлой ночью, волнуясь от смущения и желания, Кэти взяла инициативу в свои руки и предложила захватить одеяло со своей постели, чтобы пойти куда-нибудь, где они смогут побыть наедине и где никто им не помешает.
Рамон взглянул на нее глазами, похожими на горячие черные угольки, и его лицо потемнело от страсти. Но он только неохотно покачал головой:
— Нам помешает дождь, Кэти. Он собирается уже целый час.
Когда он говорил, вспышка молнии озарила всю комнату. Но дождь так и не пошел.
Без всякого сомнения, сегодня вечером дождь не помешает им, решила Кэти со сладким томлением.
Кэти остановилась около большого магазина и вышла из машины. Толкнув тяжелую дверь, она вошла в старое здание, которое было переполнено народом, и на миг зажмурилась.
В магазине продавалось все — от муки и консервов до купальников и дешевой мебели. Груды товаров покрывали деревянные полы, оставляя только узенький проход для покупателей. Все прилавки были завалены товарами, впрочем, как и полки, тянувшиеся вдоль стен. Без помощи продавщиц понадобились бы часы, чтобы разыскать путь через завалы вещей.