Триумф рыцаря
Шрифт:
Вот он, путь к спасению!
И Дженни целыми днями уговаривала ее воспользоваться этим способом.
А Ровенна, наоборот, неустанно подчеркивала, с каким уважением относились к ней обитатели замка – смотрели в рот, улыбались, когда она улыбалась, – и со всех ног бросались исполнять любую ее просьбу.
Игрейнии стал нравиться замок.
Но она все равно бы убежала, чтобы получить свободу. Останавливало одно: вне этих стен ей придется просить помощи у англичан, а значит, обратиться к королю. Однако Эдуард хочет, чтобы она вышла замуж за Роберта Невилла. И тогда…
Да, Роберт – родственник Афтона. Но Игрейнию весьма тревожило, что он с таким отчаянным упорством добивался Лэнгли и так торопился заключить
Не то чтобы она не любила Роберта. Но ей становилось не по себе, когда он касался ее или клал руку на плечо, слишком жарко целовал, когда здоровался, или мимоходом дотрагивался, если шел через зал. Игрейния никогда не рассказывала об этом Афтону. А когда замок посетила болезнь и смерть, не осталось никаких других помыслов – одна лишь боль и чудовищный ужас.
И что же теперь?
Игрейния не сомневалась, что нашла способ убежать. Она использовала лучшую в мире тактику – покорность. И видела, что противника убаюкало ее поведение.
Однако не окажется ли свобода новой, еще более опасной тюрьмой? Ну если не опасной, то, во всяком случае, более суровой. В ее жизни случилось нечто такое, что нужно было принять. Умер Афтон. Кончилась идиллия. Она очутилась в мире, где все определяет происхождение, богатство и положение. Это маленькое чудо, что они с Афтоном дружили детьми, а потом стали хорошими мужем и женой. Он оказался слишком утонченным человеком для того положения, которого требовало его происхождение. Афтон познал все, что требовалось наследнику Лэнгли, но предпочитал книги и искусства скачке в седле, майской ярмарке и воинским упражнениям. Он всегда внимательно слушал. Слова и мысли Игрейнии для него значили много во всех областях жизни. В те времена мнение женщин редко ценилось. Но в их семье сложилось совсем иное положение.
И вот теперь, когда Эрик уехал, а управлять замком и охранять пленницу остались Питер и Джаррет, Игрейния начала думать, что ей лучше остаться уважаемой узницей здесь, чем испытать заточение более страшное – диктат короля Эдуарда, который отдаст ее в жены своему верному человеку. Приняв решение не сидеть целыми днями в комнате, Игрейния стала вести жизнь, до странности похожую на прежнюю. Многие часы она проводила в зале в обществе отца Маккинли и рыцарей Эрика, и новости, которые они обсуждали, подчас вовсе не касались судеб Шотландии. Филипп Красивый начал во Франции преследование тамплиеров. Это ужаснуло Питера, который подружился со многими из них во время походов в Святую землю. Отец Маккинли соглашался, что неправомерно творить расправу над людьми, но напоминал, что тайный рыцарский орден, который во времена его образования жил по законам целомудрия и бедности, чрезмерно разбогател. Сюда же примешивались отношения Филиппа с папой, которому он помог занять святой престол, а теперь намеревался использовать в своих целях. Казна французского короля истощилась до предела, а знать, как было известно всему миру, накопила огромные богатства.
Игрейния часто высказывала свое мнение, и ее слушали, даже когда она спорила. Как-то, погнавшись за кроликом, упала с утеса и покалечилась любимая борзая Питера, и он пришел к Игрейнии за бальзамом, чтобы залечить ее раны. Вместе с отцом Маккинли леди Лэнгли снова стала ходить к обитателям замка – лечить
Она очень много читала и еще больше увлеклась историей оружия. И она снова сняла со стены гербовый щит Эрика. В комнате не осталось ничего, что бы напоминало о роде Афтона. Но ее шитье и вышивку шотландцы не тронули. Времени было достаточно, материалов тоже, и она изготовила собственный герб – львы на фоне лилий – символ дома Абеляров. Игрейнии самой понравилось, как вышивка смотрелась на стене, и от того, что, ложась в постель, она видела герб своей семьи, в душе ее воцарились спокойствие и ощущение независимости, которые были ей так необходимы. Хотя Эрик уехал, но ей казалось, что он по-прежнему оставался в замке. Все в Лэнгли шло так, как рассудил Эрик. Да, здесь была шотландская территория, на которой безраздельно властвовал Роберт Брюс. Но жизнь считалась священной и никто не творил жестокостей. Работников и слуг не избивали, никто не грабил домов выживших во время болезни и тех, кто погиб от чумы. Мужчин не убивали, женщин не насиловали, поля не вытаптывали, скот не уничтожали. В этом, конечно, была своя логика. Эрик стремился набрать и обучить военному делу для своего короля как можно больше людей. А воинам требовались амуниция и продовольствие.
Но те, кто хорошо его знал, хранили ему неизменную верность. Они с нетерпением ждали вестей об исходе сражения, о Роберте Брюсе, о передвижениях Эдуарда и о судьбе своего вождя. Никто не желал ему гибели и не стремился занять его место. Преподобный Маккинли постоянно прислушивался к разговорам его соратников и утверждал, что Эрик обладает безоговорочной властью, потому что сам подвергается такой же опасности, как любой из его людей, он готов броситься на защиту товарища и жизнь человека для него дороже богатства. Он был от природы стратег и потому понимал, что превосходящего числом противника можно сломить упорством. Он сумел убедить своих солдат, что они захватят Лэнгли без доспехов и почти без оружия, ведь они шли освобождать тех, кого любили. И Эрик одержал победу, потому что очень этого хотел.
Шли дни. Игрейния окончательно убедилась, что дверь на свободу всегда открыта, но теперь она все чаще задумывалась, что же такое свобода. Казалось бы, ей следовало молиться о смерти Эрика. Но она с ужасом обнаружила, что ждет его возвращения. Однако ей приятно было сознавать, что она может бежать, когда захочет.
Страшило одно: оставаясь в плену, Игрейния подвергала опасности брата. Но время бежало, а он так и не ответил на ее письмо. Если бы послание передали Питеру как управляющему замком на время отсутствия Эрика, он, пожалуй, не стал бы его ей показывать. Но Игрейния не задавала вопросов – она надеялась, что брат воспользуется услугой верного крестьянина, лудильщика или молочницы.
Гонцы приезжали и тут же спешили назад. Однажды во время обеда в зале Питер с гордостью сообщил, что шотландцы отбили мощную атаку англичан у Лондонского холма. Затем сами напали на войско пришедшего на выручку Пемброку графа Глостера. Тот яростно защищался, но тем не менее отступил и скрылся за стенами замка Эр. Игрейния удивилась тому, как неожиданно забилось ее сердце – если бы что-нибудь дурное случилось с вождем, Питер не рассказывал бы об этом с таким удовольствием. Но тем не менее она спросила:
– А что с людьми из нашего замка?
Несмотря на обещание собственноручно предать Эрика смерти, она, с тех пор как уехал ее тюремщик, не переставала тревожиться. И Питер радостно заверил пленницу, что отряд Лэнгли в обоих сражениях вел себя храбро и достойно. Никто не погиб – только у одного юноши оказалась сломана рука.
Ветер подул в другую сторону.
Брюс взял верх. Но Эдуард бросил клич своим вассалам. Сбор назначили на восьмое июля в Карлайле, где к ним должны были присоединиться валлийцы, и король объявил, что сам поведет армию против Брюса.