Тривейн

Ладлэм Роберт

– Весьма признателен.

– Есть и еще одна тонкость, мистер Тривейн... Вы не должны стараться сами выйти на президента. Вашим посредником, так сказать мостиком, буду я...

– Надеюсь, этого не потребуется!

– Хочу вас предупредить вот еще о чем. Никто не должен догадываться, что за вами стоит вся мощь президентской власти, хотя вы получите ее, как только она вам потребуется...

– Понятно... Спасибо, мистер Уэбстер.

– Надеюсь, вы понимаете, что не должны упоминать имени президента, – на всякий случай добавил Уэбстер, дабы у Тривейна не осталось ни малейших сомнений в отношении

сказанного.

– Понятно.

– Ну и прекрасно. И если он завтра коснется этой темы, скажите ему, что мы уже все обговорили. Можете и сами сказать, что знаете о его предложении, что весьма признательны, ну и так далее.

Уэбстер допил виски и поднялся из-за стола.

– Бог мой! Еще нет половины одиннадцатого, а я скоро буду дома! Жена глазам своим не поверит! До завтра, мистер Тривейн!

С этими словами он пожал Тривейну руку и пошел к выходу.

– Всего доброго, мистер Уэбстер!

Сидя в кресле, Тривейн следил за тем, как Уэбстер, обходя столики, шел к выходу, полный какой-то особой энергии. «Эту энергию дает ему работа, именно она его держит», – подумал Тривейн. Он называл эту энергию синдромом приподнятого настроения, возможного только в этом городе. Все здесь – от реклам до умения жить – создавало такое настроение. Хотя, конечно, за ним всегда скрывался тайный страх потерпеть поражение. Правда, если ты в Вашингтоне, значит, на вершине. А если к тому же ты еще и в Белом доме, значит, ты на самой вершине.

Правда, работа на самой вершине забирает слишком много знаний и таланта. В обмен на приподнятое настроение...

Он посмотрел на часы. Спать еще рано, читать не хочется. Он решил поехать к себе и дозвониться до Филис. А уж потом можно будет поваляться с газетой или посмотреть что-нибудь по телевизору.

Он подписал чек и встал. Пощупал карман пальто, чтобы удостовериться, на месте ли ключ, вышел из коктейль-холла и пошел налево, к кабинам лифта.

По дороге, проходя мимо журнального киоска, заметил двоих мужчин в хорошо отутюженных, дорогих костюмах, которые явно за ним наблюдали. У лифта они встретились. Один из них вытащил из кармана маленькую черную карточку – удостоверение. Второй последовал его примеру.

– Мистер Тривейн?

– Да, это я.

– Специальная служба Белого дома, – мягко представился первый. – Не могли бы мы поговорить, ну, скажем, вон там?

Он указал на закуток между лифтами.

– Конечно...

Второй протянул Тривейну удостоверение.

– Взгляните, пожалуйста, мистер Тривейн, – предложил он. – Мне надо отойти на минуту...

Взглянув на фотографию и на лицо агента, Тривейн убедился, что удостоверение истинное, и кивнул, подтверждая это, и агент тут же удалился.

– В чем дело?

– Я хотел бы подождать, пока вернется мой коллега, сэр. Он вам все объяснит... Не хотите ли закурить?

– Нет, благодарю. Но все-таки объясните, что это значит?

– Сегодня вечером вас хочет видеть президент.

Глава 5

Коричневая машина спецслужбы стояла рядом с отелем. Водитель предупредительно открыл заднюю дверцу Тривейну, все сели, и машина, набрав скорость, рванула на юг, к Небраска-авеню.

– Мы едем не в Белый дом, – пояснил агент. – Президент сейчас в Джорджтауне...

Через

несколько минут машина уже катила среди жилых кварталов по узкой дороге, вымощенной булыжником. Теперь они ехали на восток, в район, застроенный огромными домами – памятниками давно ушедшему доброму времени. Вскоре остановились у массивного кирпичного здания с множеством окон. Вдоль дома тянулся длинный ряд ухоженных деревьев. Один из агентов вышел из машины и сделал Тривейну знак следовать за ним. У входа в здание стояли двое в штатском. Узнав агента, переглянулись и вынули руки из карманов.

Человек, который первым заговорил с Тривейном в отеле, провел его через коридор к лифту. Войдя в кабину, захлопнул медную решетку и нажал на кнопку с цифрой четыре.

– Тесновато здесь, – удивленно сказал Тривейн.

– Посол говорил, что тут играют его внуки, когда к нему приезжают. Может, это детский лифт.

– Посол?

– Посол Хилл. Уильям Хилл... Это его дом... Уильям Хилл... Богатый промышленник с Восточного побережья, друг президента, посол по особым поручениям, герой войны, разменявший совсем недавно восьмой десяток. Большой Билли Хилл... Именно таким не совсем почтительным прозвищем наградил в свое время журнал «Тайм» этого рассудительного сдержанного человека с ровным, спокойным голосом.

Лифт остановился. Они вышли и снова двинулись по коридору, в конце которого стоял еще один агент в штатском. Завидев приближавшихся к нему людей, он быстро достал из кармана какой-то предмет, чуть побольше пачки сигарет, и несколько раз как бы перекрестил им Тривейна.

– Похоже на благословение, – сказал агент. – Не так ли? Можете считать, что вы его получили!

– Что это?

– Сканнер. Не обижайтесь, таковы инструкции... Идемте!

Человек с прибором распахнул перед ними двери, и они оказались в огромной библиотеке с высокими, до самого потолка шкафами, толстыми восточными коврами и массивной деревянной мебелью. Комната была освещена мягким, падающим под углом светом из шести ламп. В ней стояли несколько кожаных кресел и огромный стол красного дерева. За столом сидел Уильям Хилл, а справа от него, в кресле, – президент Соединенных Штатов.

– Господин президент, господин Хилл... господин Тривейн! – Агент спецслужбы повернулся и вышел, плотно закрыв за собою дверь.

Тривейн направился к президенту, который при его приближении встал со своего кресла, как, впрочем, и Хилл.

– Добрый вечер, господин президент! – поздоровался Тривейн, пожимая протянутую ему руку.

– Весьма признателен, мистер Тривейн, за то, что вы пришли к нам. Надеюсь, я не очень вас затруднил?

– Вовсе нет, сэр.

– Вы знаете мистера Хилла?

– Рад познакомиться. – Тривейн пожал руку послу.

– Сомневаюсь, чтобы в столь поздний час! – засмеялся тот, подходя к столу. – Позвольте предложить вам виски, Тривейн. Насколько мне известно, в конституции ничего не говорится о том, что необходимо воздерживаться от выпивки при встрече, назначенной после шести вечера!

– Что-то я не припомню параграфов, воспрещающих выпивку и до шести! – сказал президент.

– Уверен, что при желании какие-нибудь фразы в духе восемнадцатого века обнаружить можно! Так что вы будете пить, Тривейн?