Тривейн

Ладлэм Роберт

– Спасибо, господин президент. – Банкир опустился в кресло.

Филис направилась к кушетке, заметив, что Викарсон уже нашел второе кресло и придвинул его к Болдвину. Что ж, тут Викарсону равных не было: он быстро ориентировался в любой ситуации.

– Виски годится, Фрэнк? Двойное?

– Что мне в тебе всегда нравилось, Энди, так это твоя память на человеческие слабости. Наверное, поэтому ты и стал президентом. – Болдвин рассмеялся, добродушно подмигнув Филис.

– Ну что ты, все произошло куда проще, – подхватил шутку Тривейн. –

Сэм, будьте любезны: виски со льдом мистеру Болдвину и, как обычно, что-нибудь для нас с Филис.

– Одну минуту, сэр. – Викарсон пошел через холл к бару. Тривейн сел в кресло напротив Болдвина и рядом с кушеткой, на которой устроилась Филис. Почти автоматически он мягко коснулся руки жены и тотчас убрал ее, заметив добродушную усмешку на лице банкира.

– Ну-ну, не стесняйся. Приятно видеть президента, держащего за руку жену, даже когда вокруг нет фотографов.

– Господи, Фрэнк, да нас сотни раз видели целующимися...

– Ну, вот этого пока не нужно, – снова рассмеялся Болдвин. – О Боже, все забываю, как вы еще молоды. Что ж, с вашей стороны большая любезность пригласить меня сюда, господин президент. Весьма признателен...

– Чепуха, Фрэнк. Мне очень хотелось повидаться.

– Опять же приятно. Газеты просто в восторге от ваших бесчисленных достоинств. Я-то о них и раньше знал.

– Спасибо.

– Все просто замечательно. – Болдвин посмотрел на Филис. – Вы помните, дорогая, что я здесь никогда раньше не был? Но в моих привычках – даже когда я звоню по телефону – рисовать в воображении картины того, что происходит на другом конце провода. Куда бы я ни звонил: домой, в офис, в клуб, я всегда стараюсь представить обстановку... Особенно интересно, когда место абсолютно незнакомое, В вашем случае мне представлялось окно с видом на воду. Помню точно, как вы упомянули о том, что Энди – простите, мистер президент, – «как раз сейчас» совершает прогулку на катере.

– Да, помню, – улыбнулась в ответ Филис. – Я тогда была на террасе.

– Я тоже помню ваш звонок, Фрэнк, – сказал Тривейн. – Первое, о чем она меня тогда спросила: почему я вам не перезвонил. Тогда я честно признался, что избегаю вас.

– Да-да, как же... Потом вы то же самое повторили в банке, за обедом. Надеюсь, вы простили меня за то, что я столь круто перевернул вашу жизнь?

Тривейн посмотрел в усталые, много повидавшие глаза и действительно прочел в них просьбу простить его.

– Аврелий. Помните, Фрэнк? – О чем вы?

– Вы тогда процитировали Марка Аврелия: «Никому не избежать...»

– О, да-да. Вы еще назвали его неисчерпаемым источником...

– Чем-чем? – переспросила Филис.

– Да это шутка, Фил. Глупая шутка.

Разговор прервал Сэм Викарсон, появившийся в дверях с серебряным подносом. Он предложил бокал сначала Филис, потом украдкой бросил взгляд на Тривейна. По правилам следующим был президент, но Викарсон поднес второй бокал Болдвину.

– Благодарю вас, молодой

человек.

– Из вас получился бы отличный метрдотель, Сэм, – заметила Филис.

– Натренировался на посольских приемах, – улыбнулся Тривейн. – Сэм, выпейте с нами.

– Благодарю вас, сэр, но мне лучше вернуться к своим обязанностям.

– У него там на кухне девушка, – пошутила Филис.

– Из французского посольства, – добавил Тривейн. Все трое весело рассмеялись, только старый банкир недоуменно посмотрел на хозяев. Сэм легко поклонился в его сторону:

– Очень рад снова повидать вас, мистер Болдвин, – и, дождавшись ответного кивка, удалился.

– Теперь мне понятно, что они имели в виду, – проговорил банкир.

– О чем вы? – спросила Филис.

– Об атмосфере, сложившейся вокруг Белого дома в последние дни. Какая-то легкость, непринужденность, даже когда дела не так уж просты. Ученые мужи платят вам за это доверием, господин президент.

– Вы о Сэме? Ну, он давно уже моя правая рука, а порой и левая тоже. Уже три года. Мы вместе начинали в подкомитете.

Тривейн явно старался увернуться от похвалы, Филис видела это. И зря, считала она: Энди это заслужил.

– Полностью с вами согласна, мистер Болдвин. Эндрю действительно удалось создать непринужденную атмосферу, если это слово еще в ходу.

– Моя жена – доктор, умеет ставить диагноз, – покутил Тривейн. – Какое слово ты сказала?

– Непринужденная. Его редко сейчас используют, а жаль. Даже не помню, когда я в последний раз его слышала...

– Я-то думал, что ты говоришь об укромных уголках... Как только я натыкаюсь на это слово, в исторических книгах, сразу на ум приходит ванная...

– Звучит кощунственно, не правда ли, мистер Болдвин? Исторически...

– Не уверен, моя дорогая.

– Только не рассказывайте ученым мужам, что я превращаю комнаты отдыха Белого дома в площадки для игр.

Они еще посмеялись. Филис чувствовала себя легко и приятно и радовалась за старого банкира: похоже, они сумели отвлечь его от печальных мыслей. И тут же, как бы проводя черту между шутливой игрой и реальностью, снова заговорил Болдвин:

– Мы с Билли Хиллом свято верили, что создание подкомитета – это наш сознательный дар стране. Но нам и в голову не приходило, что мы подарим стране еще и президента. Когда же поняли, то, признаюсь, слегка струсили.

– Я бы многое отдал, чтобы повернуть процесс вспять.

– Охотно верю. Мечтать о месте президента в современных условиях может только сверхамбициозный человек. Либо сумасшедший. Принять кабинет в современных условиях... – Болдвин внезапно замолчал, словно испугавшись собственной неучтивости.

– Продолжайте, Фрэнк. Все правильно.

– Извините, господин президент. Это вырвалось непроизвольно, да я и не то хотел сказать...

– Не нужно извиняться. Я сам был изумлен так же, как вы и посол. И конечно, не меньше испуган.