Тривейн
Шрифт:
Пока говорил Моррис, сенатор от Нью-Мехико, всеобщий любимец, наклонившись вперед, внимательно слушал.
– Сенатор, – произнес он, как только Моррис замолчал, – лишь мы с вами понимаем, что такое избиратели «второго сорта». Мне кажется, вопрос сенатора весьма важен для обсуждения. У всех у нас есть только одна гарантия: сама сущность нашей системы. Но раз уж вопрос поставлен, то наш кандидат должен на него ответить. Господин заместитель министра, можем ли мы быть уверены в том, что вы не измените своих воззрений под влиянием, как здесь уже было сказано, какого-нибудь более сильного
– Да, сэр.
– Я так и думал. Больше вопросов нет.
– Сенатор...
– Да, мистер Тривейн?
– А ваши?
– Простите?
– Я имею в виду ваши личные воззрения, сенатор. Как, собственно, и всех находящихся здесь сенаторов. Можно ли назвать их независимыми?
Ответом послужил хор гневных голосов, одновременно загудевших в микрофоны. Армбрастер откровенно расхохотался, сенатор Уикс от Восточного побережья Мэриленда прикрыл улыбку носовым платком, вовремя вытащенным из кармана его великолепно пошитого блейзера, а Джиллет схватился за молоток.
Но ничего необычного не случилось, и, как только порядок был восстановлен, Нортон коснулся рукава Нэппа, сидевшего с ним рядом. Это был сигнал. Нэпп взглянул на соседа, и тот покачал головой. Они не произнесли ни слова, но прекрасно поняли друг друга.
Нэпп достал из-под лежащего перед ним блокнота папку и незаметно вложил ее в свой портфель. На папке было написано только имя: «Марио де Спаданте»...
Глава 8
В пятнадцать минут пятого объявили перерыв. Каждому участнику слушаний было дано ровно сорок пять минут, чтобы позвонить домой, продумать еще раз расписание на вечер, поговорить с помощниками и отпустить по домам тех сотрудников, которые уже не нужны.
И когда ровно в пять все снова собрались в зале, Джиллет, учитывая ту напряженную атмосферу, которая образовалась в сенате после неожиданного и весьма опасного по своим последствиям вопроса Тривейна, повел обсуждение таким образом, что жесткие и нелицеприятные вопросы кандидату носили уже конкретный характер.
Но Эндрю был к ним готов: его ответы были быстрыми, четкими и полными. Своей осведомленностью он поразил даже Уолтера Мэдисона, давно уже, казалось бы, потерявшего способность удивляться поведению своего в высшей степени непредсказуемого клиента. Тривейн, не глядя ни в какие записи, продолжал сыпать фактами, давая блестящие объяснения – как по форме, так и по содержанию. Он говорил с такой легкостью и уверенностью, что те, кто был настроен против него, растерялись. Объяснение по поводу прежних экономических контактов было настолько исчерпывающим, что никто не задал больше ни одного вопроса. В конце концов, Джиллет объявил еще один перерыв, заметив, что, если дело пойдет таким же темпом и дальше, слушания могут закончиться к семи часам.
– Вы выиграли все заезды, Энди! – сказал Мэдисон, вставая с кресла.
– Ну что вы! Всерьез гонки еще и не начинались! Ведь это пока лишь второй акт нашего представления...
– И все же убедительно прошу вас, – сказал Мэдисон, – не уподобляйтесь Чарли Брауну, пожалуйста. Вы прекрасно работаете – думаю, мы уйдем отсюда к шести
– Это вы им посоветуйте. Пусть они остановятся!
– Боже мой, Энди! – изумился Мэдисон. – Вы по-прежнему...
– Весьма впечатляющее зрелище! – раздался вдруг рядом чей-то голос. – Очень впечатляющее, молодой человек!
Старик Тэлли, бывший судья из Западной Вирджинии, незаметно подошел к ним и довольно бесцеремонно вмешался в беседу.
– Благодарю вас, сэр! Познакомьтесь, это мой адвокат Уолтер Мэдисон...
Сенатор и адвокат обменялись рукопожатием.
– Мне кажется, мистер Мэдисон, вы чувствуете себя здесь лишним! Такое редко случается со столь превосходными нью-йоркскими адвокатами!
– Мне не привыкать, сенатор. Наш договор, мне кажется, просто уникален: он не оставляет мне никаких шансов показать себя...
– Что на самом деле означает совершенно обратное, мистер Мэдисон. Поверьте мне, я сижу на этой скамье около двадцати лет...
Тут к ним подошел Алан Нэпп, и Тривейну сразу стало как-то не по себе. Ему не нравился Нэпп, и не только из-за его грубости. Нэпп позволял себе посматривать на него взглядом инквизитора, изучающего свою жертву. Как это сказал посол Хилл, «нам не нужен инквизитор...».
Впрочем, сейчас Нэпп вовсе не походил на неприступного, холодного сенатора, только что сидевшего за длинным столом. Широко улыбнувшись, он пожал Тривейну руку.
– Да, это была блестящая работа! Вам позавидовал бы любой ведущий пресс-конференции на телевидении...
Они пожали друг другу руки. Все улыбались, дружески беседовали, и трудно было поверить, что несколько минут назад обстановка, благодаря стараниям этих самых людей, была совершенно иной – напряженной, взрывоопасной. Тривейн чувствовал наигранность ситуации, и она ему явно не нравилась.
– Но вы-то, сенатор, – сказал он, холодно улыбаясь Нэппу, – вовсе не желали облегчить мою работу!
– Да плюньте вы на это, дружище! Я делал свое дело, вы – свое! Верно, Мэдисон? Или вы тоже со мной не согласны?
Однако Тэлли от Вирджинии согласился с Нэппом не так быстро, как Мэдисон.
– Конечно, Алан, вы правы. Ссоры мне не по душе... Хотя... должен заметить, большинство из вас это вообще не волнует...
– Никогда не думал об этом!
– Я вот сейчас скажу, господа, – попыхивая трубкой, проговорил калифорнийский сенатор Армбрастер. – Но прежде всего позвольте поздравить вас, мистер Тривейн, с блестящей работой!
– Здесь вообще-то никто не собирается ссориться. Помнится, тот же Нэпп просто замучил какого-то парня, рекомендованного президентом, своими вопросами. В какой-то момент я даже подумал, что они еще достаточно молоды для того, чтобы пустить в ход кулаки. Но лишь только кончилось заседание, они вместе бросились ловить такси. Оно и понятно, – насмешливо закончил он, – ведь оба спешили на ужин, к женам... Должен заметить, сенатор, что вы большой оригинал!
– А вы не знали, что тот самый парень несколько лет тому назад был тамадой на моей свадьбе? Протеже президента, – засмеялся Нэпп.