Тривейн
Шрифт:
– А может быть, в том, что отказывается от нее?
– Что ж, пусть будет так.
– Вы сказали, что пытались подобраться к нему...
– Да... Когда я работал... В общем, не важно, с кем я тогда работал. Это было в начале шестидесятых. У нас уже наметилось кое-какое сближение, и мы думали, что он может оказаться полезным нашей организации. Мы даже дали гарантии под контракты НАСА...
– О Господи! И он вас прокатил, – скорее утвердительно, нежели вопросительно закончил повествование Уэбстер.
– Какое-то время он поработал с нами, потом понял, что сможет заключать контракты
Бобби Уэбстер с каким-то отрешенным видом провел вилкой по скатерти.
– Ну, а если все случилось бы по-другому? – спросил он. – Что было бы, если бы вы ему понадобились? Вступил бы он в вашу организацию?
– Как раз этого мы и не знаем. Хотя некоторые считают, что да. Но они предпочли, чтобы я выступил в роли посредника: я был единственным, кто мог предложить что-то реальное... Правда, я не назвал ни одного имени, ни разу не обмолвился о том, кем были мои люди.
– Наверное, ему достаточно самого факта, что такие люди существуют?
– Боюсь, что не смогу ответить на ваш вопрос. Он стал угрожать нам после того, как получил свое. К тому же этот тип считает, что ему никто не нужен, кроме двоюродного брата и этой чертовой компании в Нью-Хейвене. И мы не можем сейчас рисковать, как не можем позволить ему возглавить подкомитет... Ведь, кроме всего прочего, он совершенно непредсказуем...
– А от меня что вы хотите?
– Вы должны с минимальным, конечно, риском сблизиться с Тривейном. Лучше всего, если бы вы стали связующим звеном между ним и Белым домом. Это возможно?
Бобби Уэбстер помолчал и ответил:
– Да. Я ведь участвовал в работе подкомитета: президент попросил меня. Это было секретное заседание, никаких заметок, никаких записок. Из посторонних присутствовал только еще один помощник президента, никаких дебатов не было и в помине.
– Видите ли, возможно, ничего и не потребуется. Мы примем все меры, и, если они окажутся эффективными, с Тривейном будет покончено...
– Я мог бы и в этом помочь вам.
– Как?
– Марио де Спаданте...
– Нет! И еще раз нет! Мы уже вам говорили, что не желаем иметь с ним дела!
– Он уже оказал кое-какие услуги вашим коллегам. И в гораздо большей степени, чем вы полагаете или хотите знать.
– Его сейчас нет...
– Не думаю, что некоторое сближение с ним вам повредит. В конце концов, подумайте о сенате.
При этих словах хмурое выражение исчезло с лица Алена, и он взглянул на помощника президента почти с признательностью.
– Я понимаю, что вы имеете в виду.
– Разумеется, это значительно повысит цену...
– Мне кажется, вы знаете, что делаете.
– Я стараюсь подстраховаться. И лучшая защита – заставить вас платить.
– Вы просто несносны!
– Зато очень талантлив...
Глава 2
Направляя катамаран к берегу, Эндрю Тривейн использовал и ветер,
Вот так же влекло и его, причем влекло неумолимо – к делу, которым он вовсе не желал заниматься. И хотя решение вроде бы оставалось за ним, он уже знал, каким будет выбор. Больше всего раздражало, что ему были хорошо известны те силы, которые им управляли, а он, с какой-то непонятной покорностью наблюдателя, им подчинялся. Но ведь в свое время он успешно противостоял им! Правда, это было давно...
Катамаран находился уже в какой-то сотне ярдов от берега, когда совершенно неожиданно сменилось направление ветра. Так обычно бывает, когда ветер с океана налетает на огромные скалы и, разворачиваясь, как бы от них отражается. Катамаран сразу же дал крен и отклонился от курса вправо. Стараясь удержать направление, Тривейн свесил ноги с расписанного звездами борта и натянул шкот.
Тривейн был значительно крупнее многих мужчин, с мягкими, ловкими движениями, невольно наводившими на мысль о тренировках в теперь уже далекой молодости, о которой он вспоминал с некоторым волнением. Ему вдруг припомнилось, как он прочитал когда-то поразившую его статью в «Ньюсуике» – в ней описывались его подвиги на спортивных площадках, которые были, конечно, преувеличены, как нередко случается в подобных статьях. Он был хорошим спортсменом, и только. К тому же его не оставляло ощущение, что он всегда выглядел лучше, чем был на самом деле: успехи скрывали его недостатки.
А вот моряком Тривейн был прекрасным, это уж точно. Только на соревнованиях он оживал, остальное мало его волновало. Жаль, что теперь придется участвовать в совершенно иных состязаниях – тех, к которым у него никогда не лежала душа. Если, конечно, он все-таки согласится: игра велась без всяких правил, игроки не понимали слова «пощада». Эндрю отлично знал, как велись подобные игры, но, к счастью, не по собственному опыту. Именно это он ценил выше всего.
Он был готов ко всему: к пониманию тактики и стратегии игроков, к маневру, даже к риску, но только не к непосредственному участию. Ах, если бы он мог использовать лишь свои знания! Тогда бы он применял их, не зная слабости, беспощадно.
Выровняв катамаран, Эндрю взял в руки блокнот в непромокаемой обложке и шариковую ручку. Блокнот был прикреплен нержавеющей цепочкой к стальной пластине, рядом с румпелем. По замыслу хозяина, блокнот был предназначен для различных служебных записей: регистрации времени, показателей скорости ветра... На самом же деле Эндрю заносил в него свои мысли, идеи, заметки на память.
Он уже знал по опыту, что многое становилось понятнее именно в таких морских прогулках. И теперь, взглянув на блокнот, Эндрю расстроился, потому что увидел запись, одно слово – «Бостон». Он нервно вырвал из блокнота страничку и, смяв, швырнул в море. «Будьте вы прокляты!» – с ненавистью подумал он.