Тризна по князю Рюрику. Кровь за кровь! (сборник)
Шрифт:
Полат, поглядывая, как тело Ултена вздёргивают на сосну, как на крепкой верёвке подтягивают всё выше и выше, ещё раз вспомнил их первый, тайный разговор. Как через своего посланца извещала его Риона о смерти отца, как просила скорее прибыть из дальних далей в Новград и занять принадлежащее ему по праву место.
— И каков резон твоей госпоже, монах, зазывать меня на престол, когда её Олег и сам бы неплохо королевствовал?
— Светлый князь! Страшится она мужа-язычника и весьма обижена на него, что за государственными делами совсем позабудет жену. Моя госпожа мечтала бы вернуться
— Трогательно, — молвил Полат. — Значит, ты думаешь, что Олег сам собой уплывёт за море, если мне удастся занять отцовский престол?
— Не буду кривить душой, светлый князь! — ответил Ултен и поклонился на всякий случай, а то кто ж этих варваров знает. — Я уверен, что этот викинг будет до последнего держаться за своё, как и его несносный брат Гудмунд. И им придётся умереть, чтобы мы благополучно добрались в свою страну. Но королева всё ещё любит своего мужа и дитя от него. Она не знает также, чего боле страшиться — Одда Стрелка или того, что может остаться без защиты с кончиною своих нынешних покровителей. Смерти Одду моя госпожа не желает, но помешать не сможет…
— И как же она поступит, коли с князем Олегом случится непоправимое?
— Дозволь ей со свитою оставить Алодь на твоё попечение. Едва мы пристанем к берегам зелёной Эрин, её печаль пройдёт. И она, и дочь её уединятся для служения Всевышнему в одной из святых обителей…
Дядя княгини Сулы, Арбуй, наблюдал за той встречей из тайной комнаты, не пропуская ни единого жеста и слова кульдея. Когда же Полат милостиво разрешил монаху покинуть терем, Арбуй вышел из своего укрытия и направился к князю.
— Что на это скажешь? — опередил Полат своего советника.
— Думаю, что священник вполне искренен. Ему можно доверять. И алодьские с ним ладят. Пусть послушает, что промеж собой говорят. А ты пообещай, что будешь милостив к этой, как её там…
— Рионе, — подсказал Полат задумчиво.
— И пусть я, хоть убей, не пойму, чем она нам может быть полезна сейчас. Но зато монах немало пожил среди варягов и мурманов, ему ведомы многие языки. Редко встретишь грамотного в наших землях. Пусть молится своему богу, пока он нам интересен как глаза и уши. Если всё пойдёт по-моему, настанет черёд и Алоди.
— Добро! — согласился Полат. — Но мне кажется, что Олеговых дружинников даже здесь слишком много.
Арбуй понимающе кивнул…
Вспоминал ли он сам о том давнем разговоре сейчас, провожая взглядом обмотанное берестою кульдеево тело? Вряд ли.
Вот и Полат, как повернулся и двинулся прочь — тоже забыл. Нет человека — нет и обещаний, нет и уговора с ним.
Глава 5
Последние дни путешествия для Розмича длились, как навязчивый ночной кошмар. Он то проваливался в наваждение, то возвращался в безрадостную явь.
Кажется, на день его привязывали к седлу, на ночь кулём бросали близ костра. Кажется, рядом всё это время
Кормили ли? Этого Розмич не знал, не понимал, не помнил. Поить — точно поили, но вода была горше сока полыни. По нужде ходил под себя, потому как вывести бешеного алодьского воина к кустам дураков не находилось. Развязывать его запретили под страхом смерти.
Уже перед самым Новгородом Розмича макнули в реку, чтобы смердел не так сильно. Ледяная вода протрезвила, хоть и не до конца. После купанья зуб на зуб не попадал, а несчастная гнедая лошадка начала показывать норов — не слишком приятно чувствовать на собственной-то спине мокрого, вымерзшего до мозга костей человека.
После, когда вдали показались домишки новгородского посада, в рот сунули кляп, проверили — крепки ли путы. Кто-то издевательски похлопал по плечу. Розмич с неимоверным усилием повернул голову. Не сразу, но всё-таки узнал Арбуя.
Княжий советник довольно скалился.
— На тебе печать смерти, — злорадно ухмыльнулся он. — Зря соху оставил. Глядишь, был бы пахарем — выжил.
Ответить дружинник не мог. Даже взгляд остался равнодушным — нет сил сопротивляться, душа будто окаменела.
— Воины вроде тебя, — продолжал Арбуй, — всегда умирают. Независимо от того, чей князь одержит верх. Чей бог победит — тоже неважно. Вы сражаетесь на пределе сил, так, что жилы трещат, и даже не догадываетесь, что от вашей победы ничегошеньки не зависит. Истинный бой идёт здесь, — подручный Полата деловито постучал пальцем по лбу.
«Ну и гад», — подумал Розмич равнодушно.
— Вот волхв белозёрский это понял, оттого и продержался так долго на своей тайной поляне. Спрашиваешь, откуда знаю? А мне кульдей про всё рассказывал. Что ж, вернусь в Белозеро, сам вашего старика-затейника найду и на ремни порежу. А то иж какой… выискался! — последние слова Арбуй произнёс вроде как с удовольствием, будто не разгаданная сородичами хитрость была его собственной заслугой.
Кажется, Арбуй хотел сказать что-то ещё, но тряхнул головой и передумал. Он умчался вперёд, в начало отряда, оставив Розмича с тремя хмурыми стражниками.
«Змей…» — мысленно повторил алодьчанин.
На то, что Олег выжил, Розмич уже не надеялся. Эти твари белозёрцы своё дело знают. Вот, даже его всю дорогу в беспамятстве держали, чтобы уж довезти наверняка. А раньше не прибили, потому как хотели выведать про Алодь да поглядеть, как тамошние дружинники сражаются. Про такое лучше узнать загодя, нежели в самой схватке. Зачем понадобился теперь — не понимал.
Только чудилось отчего-то, окажись Олег живым и здоровым, Розмича это не спасёт. Полат задумал нечто особенное. Хотя задумал, скорей всего, Арбуй, а Полат у жениного дяди на подхвате.
Как может случиться такое, что сын Рюрика подчиняется боярину из веси, Розмич тоже не мог уразуметь. В жажду власти, способную толкнуть князя на убийство простых воинов, не верил. Так не бывает.
Князья — почти что боги. Они должны быть честными и справедливыми, иначе сам мир рухнет. Князья должны отстаивать правду, чего бы эта правда ни стоила, а лгать — удел никчемных купцов.