Трое и Дана
Шрифт:
Навстречу по мостику проворно перебежали около дюжины мужчин. Только двое были при оружии, но у невров волосы встали дыбом. Зачем оружие этим гигантам, да езде покрытым толстенной кожей, которую -- отсюда видно!
– стрелами не пробить, мечами не прорубить?
Каждый из них на голову выше невров, в плечах шире почти вдвое, а весит явно в пять-шесть раз больше. Каждый заломает тура или медведя голыми руками и унесет на одном плече.
Такие могут спать на голых камнях, шкура все стерпит, даже на снегу --
Сила и мощь от них струились такие, что чувствительному Олегу показалось, как вокруг них загибается воздух. Или не воздух -- а магические линии, что пронизывают весь мир.
Но их рост и мощь невры оценили еще издали, а теперь жадно и с трепетом всматривались в лица. У всех короткие волосы, жесткие как у кабанов, узкие лбы, короткие носы с раздутыми ноздрями, широкие нижние челюсти. Два глаза злобно смотрят из узких щелочек под нависшими как скальные выступы надбровными дугами, а на грани лба и волос, почти прячась под ними, у каждого смотрит кроваво-красный третий глаз!
Олег прошептал потрясенно:
– - Какие одноглазые... Трехглазые!
– - А почему ж говорят...
– - слабо вякнул Таргитай.
– - Замечаем только необычное.
Мрак первым совладал с собой. Голос его был бодрым и громогласным:
– - Исполать вам, доблестные аримаспы! Мы наслышаны о вашей безмерной доблести...
Передний воин кашлянул, это прозвучало как удар грома, даже земля вздрогнула.
– - Странник, ты заблудился? Мы не аримаспы, а алазоны. Я даже не слышал про аримаспов. Видать, ты заблудился с друзьями очень сильно.
Мрак ахнул, с угрозой повернулся к Олегу. Волхв побелел, беспомощно перебирал обереги. Таргитай откровенно таращил глаза на могучих аримаспов, ну пусть алазонов. Через мостик перебрались уже дети и женщины, с любопытством смотрели на чужаков. Некоторые женщины были, как и мужчины, обнажены до пояса. У каждой виднелся третий глаз. Олег отметил, что глаза различались цветом. Впрочем, у стражей кроваво-красный цвет начал уступать более спокойным тонам. У детей на месте третьего глаза виднелся бугорок, словно глаз был закрыт приросшим веком.
Таргитай засмотрелся на крупных женщин, замечтался, глаза стали туманными и масляными, как у кота возле бадьи со сметаной.
– - У нас... бывает, -- пробормотал Мрак наконец.
– - Идешь в храм, а как-то заносит в корчму... Само, клянусь!
Лица алазонов чуть смягчились. Наконечники копий уже не смотрели в сердца невров. Третий глаз у кого стал голубым, у кого серым. Мрак спросил с надеждой:
– - А ваши охотники... они тоже не слыхали про аримаспов?
Передний покачал головой.
– - Нет. Я знаю, потому что заходил дальше всех наших охотников... Впрочем, я вижу на ваших лицах печать страдания. Прошу
Таргитай уже бездумно шагнул вперед, ему призывно улыбалась рослая алазонка, даже среди своих выделялась ростом и статью. Третий глаз ее блистал, как звезда в ночном небе, разгорался так, что начал освещать лицо. Олег замешкался, а Мрак сказал с натугой:
– - Надо зайти. Ты сейчас и щепку не сдвинешь, а у них, глядишь, кто-то из стариков что-то да знает. А то и Тарху девки нашепчут.
– - Мрак, -- прошептал Олег.
– - Здесь какая-то тайна...
– - Вот и здорово, -- одобрил Мрак.
– - Реши, а там и аримаспы прямо из-под земли выскочат. Может, они только и ждут, когда ты мозгами пошевелишь.
Таргитай, по тону уловив, что воспользоваться радушием гостеприимных алазонов можно, первым шагнул к мостику. Улыбающаяся алазонка обняла его за плечи, Таргитай в ответ тоже обнял -- за талию, по крайней мере там она должна была быть, и они скрылись за частоколом.
Им кричали что-то ободряющее. Похоже, в племени нравы были вольные.
В частоколе была узенькая дверь, даже Таргитай протиснулся с трудом. К его удивлению, он сразу оказался на утоптанной земле. Ее с этой стороны подсыпали высоко, натаскали камней. Между заостренных концов бревен были удобные места для лучников, ровными кучками высились камни для швыряния на головы осаждающим..
Кто на них нападет, подумал Таргитай невольно. Разве что такие же зверюки? А зачем, у этих и взять нечего...
Вздохнул, подумав чуть ли не впервые, что разве для человека нужны причины?
Дома стояли плотной цепью: одной стеной примыкая к частоколу, другой -- выходя на площадь. Земля там была утоптана до плотности камня, в середине, где у невров стоял бы столб Велеса, располагался широкий колодец. Сразу трое таскали воду, двое лили в длинный желоб. Овцы и коровы теснились возле канавы, натужно ревели, пихались.
Невры умели обходиться по три-четыре дня без еды и даже без воды. Уходя в Лес на промысел, не брали ни крохи, чтобы не обременяться лишней тяжестью. Забив зверя, зачастую от усталости не находили сил вырезать кус мяса и испечь в золе. Падали на голую землю, сухую ли, сырую, спали крепко, пустой желудок покорно молчал.
Зато когда приходили в деревню...
Сейчас у алазонов это напомнило им возвращение с охоты.
С той лишь разницей, что у невров кроме мяса, мелкой рыбы из ручья и травы никогда ничего не было, а радушные алазоны натащили на столы мяса домашней и дикой птицы, вареной и печеной рыбы, печеных поросят, мед в сотах, а хмельной -- в глиняных кувшинах, сыр и душистое масло, густое молоко, сметану, сливки, свежие лепешки из пшеничной и гречневой муки, всевозможные каши -- овсяные, гороховые, пшенные.