Трое нас и пёс из Петипас

Чтвртек Вацлав

– Давно уж мне не было так обидно! – и снова подсел ко мне. – Ведь я, Тоник, даже моря ни разу не видел. И как это тебя угораздило выдумать такое?

Потом он объяснил мне, что бороду носит просто так, что морской присказке о горбушке хлеба его научил петипасский перевозчик, а морская походка…

– Знаешь, Тоник, мне ещё отец говорил: «Гонзик, ходи как следует, а то качаешься на ходу, как моряк».

Значит, пан Людвик не был моряком!!

Пропала моя последняя радость в Петипасах! Я вскочил с травы и кинулся к

дому, чтобы не зареветь прямо на глазах у пана Людвика.

– А как же карпы? – крикнул он мне вслед.

Но я даже не оглянулся. Он как-то сразу перестал мне нравиться. И виноват в этом был он сам – какое право он имел походить на моряка, если ни разу не видел моря?

Пробегая мимо клумбы, я нарочно сорвал какой-то цветок, хотя цветы рвать не разрешалось. Но я прямо не помнил себя от злости.

Оглянулся я лишь у самого дома. Пан Людвик стоял под яблоней с фуражкой в руках и пристально рассматривал на ней якорь. И вдруг поднял руку с фуражкой и размахнулся. Может, он и бросил фуражку на землю – не знаю, не видел, – но было ясно, что он и вправду здорово расстроился.

Я пробежал через веранду и влетел к себе в комнату. На столе лежало письмо, которое я хотел отослать Руде Драбеку. Я взял ручку, жирной чертой перечеркнул все, что было написано о пане Людвике, а внизу приписал:

«В этих Петипасах живут ужасные люди. Никогда не поговорят с тобой о важных вещах, даже если ничего не делают, просто моют посуду. Или ещё лучше – похожи на моряков, а сами даже моря ни разу не видели».

Я не был уверен, поймет ли что-нибудь Руда из моего письма, но решил, что все объясню ему после каникул, и быстро заклеил письмо.

Затем побежал в кухню, чтобы выйти из дома через другие двери – мне совсем не хотелось столкнуться в саду с паном Людвиком. На улице я спросил какого-то мальчишку, где тут почтовый ящик. Он показал. Я подошел к синему ящику, бросил в него письмо да ещё пристукнул ладонью, чтобы оно провалилось на дно. И в этот же миг кто-то стукнул по ящику с другой стороны. Я привстал на цыпочки, заглянул поверх крышки ящика – и от удивления громко завопил:

– Руда! Откуда ты взялся?

6

Но тут же я усомнился – неужели мальчишка, что стоит сейчас по другую сторону ящика, и вправду Руда. Ведь пан Людвиг тоже похож на моряка, а сам даже моря ни разу не видел.

Я нагнулся и посмотрел на правую штанину мальчишки. На ней красовалась заплата в виде звездочки. Такая заплата могла быть только на штанах Руды Драбека!

Я обежал ящик и схватил Руду за плечи:

– Ты как очутился здесь?!

Минуту Руда растерянно глотал воздух и наконец, заикаясь, сказал:

– Я опускал туда письмо… – и показал пальцем на ящик.

Только

услышав его голос, я окончательно понял: да, передо мной действительно Руда, и где – в Петипасах! Но как он сюда попал? Что тут делает? И почему не написал мне, что приедет?

Вел себя Руда как-то странно. Сначала мне даже показалось, что он хотел повернуться и удрать. Но все же он остался, только плечами повел. Потом поддал носком тапочки камешек и крикнул:

– Ну, и что такого?

Но растерянность Руды быстро прошла. Вскоре он прищурился, оглядел улицу и сказал уже своим обычным тоном:

– Здесь все на нас глазеют. Отойдём-ка лучше в сторонку.

Он схватил меня за руку и потащил через канаву к садовой ограде. Мы уселись на ограду, сорвали по ромашке – надо же чем-то себя занять на время разговора – и начали объясняться.

Руда начал первый:

– Удивляешься, да?

Я кивнул и оторвал у ромашки первый лепесток.

– Я тоже удивился, когда в среду получил письмо из Гуменного! – тяжело вздохнул Руда. – Представляешь, у папиного брата отобрали ружье!

Я подумал, что о ружье можно поговорить и потом. Сейчас мне не терпелось узнать, как Руда очутился в Петипасах. Поэтому я перебил его:

– А почему ты вдруг прикатил в Петипасы?

– Тебе все надо повторять по два раза! – разозлился Руда. – Да как раз из-за этого ружья.

Я удивился ещё больше:

– А как же, интересно знать, как это дядино ружье попало из Гуменного в Петипасы?

Руда возвел глаза к небу:

– Ох, боже ты мой!

После чего назвал меня растяпой, наклонился ко мне и, отчетливо произнося каждое слово, принялся втолковывать:

– В прошлую среду медведь опять прогуливался вокруг дядиного дома. Во всяком случае, так показалось дяде. В чаще леса, за домом всё время кто-то бродил и шумел, ломая ветки. Дядя взял ружье, зарядил его и стал подстерегать у окошка. Понятно?

Я кивнул Руде, и он продолжал:

– Вдруг среди ветвей мелькнуло что-то коричневое. Дядя прицелился и выстрелил, в чаще что-то с шумом свалилось. Дядя выбежал из дома, а в перелеске его уже ждал лесничий, он стоял над убитым оленем. «Хорошенькое дело, пан Драбек, стрелять оленей в июле. Разве вы не знаете, что это запрещается?» Взял да и отобрал у дяди ружье.

Руда немного подождал, пока пройдет мое удивление, потом соскочил с ограды, стал напротив меня и медленно произнес:

– Теперь скажи, что бы ты сделал, если бы тебе пришлось жить в доме, возле которого разгуливает медведь, а у тебя даже ружья нет!

– Я бы сразу уехал.

– Ясное дело, – похвалил меня Руда. – Вот и дядя рассудил так же. Уехал куда-то в город и написал мне письмо: «Руда, тебе ужасно не повезло! В эти каникулы ты не сможешь жить у меня». Постой-ка, в этом письме было ещё кое-что…