Трое отправляются на поиски
Шрифт:
Незнакомец пристально взглянул на мальчика.
— Англичанин! Да еще разговаривает на нашем языке! — воскликнул он. — Вот это да!
— Я сын врача из английской больницы, — прибавил Давид, и при мысли о добром, сильном отце его голос задрожал. Бородач нагнулся к Давиду и при свете луны во все глаза разглядывал маленькое бледное личико, обращенное к нему.
— Сын английского врача? — повторил он. — Высокого господина с маленьким шрамом на лбу?
— Да, — ответил Давид и невольно всхлипнул. Незнакомец опустился на скамейку рядом с Давидом, не отрывая от него глаз и поглаживая
— Послушай, а ведь врач — честный человек, — сказал он. — Заботится о бедняках. Мои родители умерли, когда я был крохотным мальчуганом, и никто не хотел перевязывать гнойные струпья на моей ноге. Англичанин отыскал меня и привел в больницу. Несколько месяцев я оставался там, а он терпеливо, изо дня в день своими руками обрабатывал мои раны. Без его помощи сейчас я был бы хромым калекой, живущим на подаяние. Я не допущу, чтобы хоть один волос упал с головы этого парня. Мы должны придумать другой выход.
— Чего тут придумывать, — обеспокоено проговорил один из его товарищей. — Если эти дети вернутся домой — нам конец.
— Нет, постой, — ответил другой и, казалось, о чем-то задумался. — Послушайте меня. Скоро мы будем проплывать мимо другого мыса, к тому времени еще не рассветет. Мы подплывем к подножию утеса и там высадим мальчишек. Через час мы обменяем ружья на деньги, и я больше никогда не буду заниматься этим грязным делом. Детям потребуется несколько часов, чтобы добраться до ближайшей деревни, там они и заночуют. Крестьяне — народ медлительный. В лучшем случае только сегодня к вечеру, а то и завтра, они приведут этих ребят к родителям. А уже сегодня утром мы перепрячем лодку, а ружья окажутся высоко в горах не позднее сегодняшнего вечера. Горцы знают тропы, ведущие к границе, и держат язык за зубами.
Его спутнику не понравился этот план. Он казался недовольным и злым. Мужчины собрались на носу лодки и стали перешептываться. Лодка продолжала скользить по волнам, урча двигателем и слегка подрагивая.
Вдруг один из мужчин резко обернулся к мальчикам.
— Я не беспокоюсь по поводу вот этого, — проговорил он, указывая на Ваффи. — Он из местных, и наша война — это и его война тоже. Его родители не предадут нас. Но мне не внушает доверия другой. Но все же ради его отца не будем причинять ему никакого вреда.
Он наклонился к самому лицу Давида.
— Послушай, малыш, — негромко сказал он. — Мы высадим тебя на берегу целым и невредимым, и ты пойдешь к своему отцу и все ему расскажешь. Ты напомнишь ему, что однажды он сжалился надо мной, и за это я пощадил его сына. Скажи ему еще, чтобы, во имя любви к нашему народу и нашей стране, он не выдавал нас.
— Я запомню это, — пообещал Давид. — И постараюсь объяснить моему отцу, что мы не должны выдавать вас.
Он дрожал от холода, глаза его слипались от усталости, но чувство страха чудесным образом покинуло его. Неизвестный человек оказался добрым, и, кажется, Давид скоро вернется домой.
Незнакомец резко поднялся, вынул из кармана нож и перерезал веревки, которыми были связаны дети. Он заботливо уложил мальчиков на дно лодки и накрыл их куском парусины.
«Как бы я хотел, чтобы Ваффи знал об Иисусе, — думал Давид. — Как бы я этого хотел!» Потом все куда-то провалилось, и Давид погрузился в такой глубокий и безмятежный сон, как будто спал дома, в своей постели. Звезды подмигивали ему из своих небесных норок, луна величаво плыла по небу навстречу чернеющим вдали вершинам гор. Близилось самое темное время суток, какое бывает только перед рассветом, и маленький корабль со своим драгоценным грузом развернулся носом к берегу и поплыл к прекрасным берегам страны холмов и гор.
Глава восьмая
В безопасности
Давид внезапно проснулся, окончательно забыв о том, где находится. Было холодно и жестко на голых, мокрых досках. Большая рука настойчиво, но не грубо трясла его. Предрассветная мгла полнилась тихими звуками: киль лодки терся о прибрежную гальку, волны бились о борта лодки, слышались приглушенные мужские голоса.
Мальчик начал тихонько плакать от холода, непонимания того, что происходит, и какого-то смутного воспоминания о чем-то очень-очень страшном. Но шершавая ладонь легонько коснулась его губ, и он замолчал. Потом сильные руки, пахнувшие бензином и табаком, приподняли его и поставили на каменистый берег. Давид так ослаб от всего, что произошло с ним в эту ночь, и так сильно хотел спать, что стал беспомощно заваливаться на бок, но мужчина подхватил его и прислонил спиной к лежавшему на берегу большому валуну. Через мгновение рядом с ним оказался Ваффи. Мальчики прижались друг к другу, радуясь тому, что опять стоят на земле.
— Мне пора, — сказал мужчина. — У вас за спиной начинается тропинка, которая ведет на вершину утеса, но вам лучше подождать, пока рассветет. Солнце взойдет меньше чем через час. Идите по этой тропинке мимо холмов, и придете в деревню. Идти придется долго, но вы не заблудитесь, если никуда не будете сворачивать. Когда придете в деревню, расскажите крестьянам, кто вы, и они отведут вас к вашим родителям.
Крестьяне любят и уважают твоего отца, — добавил незнакомец, обращаясь к Давиду. — Идите с миром, и да поможет вам Бог. Не забудь передать отцу, что я говорил тебе.
Мальчики услышали шелест гальки, когда лодка отчаливала от берега, а потом послышался гул мотора и вскоре затих вдали. Было очень темно, но чернильная гладь неба мерцала, усыпанная звездами, светящими особенно ярко перед рассветом. На море больше не дрожала серебристая лунная дорожка, но Тот, Кто был с ними все эти долгие часы, несомненно укажет им путь домой! Над мальчиками грозно маячила темная тень утеса, а справа от них по своему неглубокому руслу весело бежал к морю маленький ручеек.