Трое под одной крышей
Шрифт:
— Спасибо за высокую оценку моих знаний! — ядовито сказала Арус. — К Оганесу я не пойду.
Овсеп внимательно посмотрел на нее. Невысокий, невзрачный, он был такой простой, такой земной, что при нем невозможно было страдать о недостижимом.
— Он меня обидел, — пояснила Арус.
— Пустое! Оганес про это давно забыл. Ты сходи.
— Я не забыла. У меня хорошая память.
Арус быстро пошла по дороге, но Овсеп зашагал с ней рядом.
— Ты хорошую память береги на хорошие дела. Что за обиды в общем деле?
— У тебя все слишком просто,
— Я человек простой, — согласился Овсеп. — Плохого в этом не вижу.
— Это Афо опоила коня? — спросила Арус.
— Почему Афо? Такого купил. Не смотрел. Хозяин обратно баранов пригнал. Оганес не отдал лошадь.
— Оганесу все можно, — с горечью сказала Арус. — Ему все прощается.
— Ничего Оганесу не прощаем, — тихо сказал Овсеп. — Мы его строго любим.
— За что? — почти крикнула Арус. — За что ты его любишь?
— Оганес — хороший человек, — твердо сказал Овсеп.
— A-а! Хороший, плохой — что это значит? Ты хороший? А я какая?
— Хороший — значит хороший, плохой — плохой, — спокойно пояснил Овсеп. — На кого сердишься? Лишнее это. Был я моложе, сам немного сердился. А потом подумал: одно дело делаем. Если Оганес далеко видит, я буду под ноги смотреть…
— А я не хочу под ноги смотреть! — вызывающе сказала Арус.
Овсеп негромко засмеялся.
— Ты тоже вперед смотри, — разрешил он, останавливаясь у перекрестка, и добавил серьезно: — Значит, определи, какой толк этому коню дать. Люди очень интересуются. Приходят один, другой. Красивый, говорят. Было время — всякому радовались. Теперь красивого людям нужно. Что сделаешь? Это хорошо. Пусть будет красивый…
Арус распахнула дверь сарая и вывела коня во двор.
— О чем ты думал? Двое суток держал такую лошадь без движения! — строго выговаривала она Оганесу.
Конь обрадовался воздуху и солнцу. Широко раздувая ноздри чуть вздернутого носа, он переступал с места на место тонкими ногами, будто собираясь танцевать. Ребятишки, весь день караулившие у двора, осмелели и пробились в ворота. Сперва они, притихшие от восхищения, держались на расстоянии, но, быстро поняв, что их не собираются гнать, обступили коня и заверещали:
— Дядя Оганес, это конь Джалали?
— Дядя Оганес, я поеду на нем? Один раз, один раз, можно?
— Это племенной конь нашего колхоза, золотая масть, — важно отвечал Оганес. — Когда будем вас женить, у колхоза табун таких коней будет. За невестами поедете на золотых конях. Кто таким женихам откажет!
— Поведем коня к речке, — предложила Арус.
Они шли по селу, окруженные ребятишками.
Оганес взял коня под уздцы.
— Если к этому цвету и осанке прибавить выносливость наших горных лошадок… какой конь будет, а? Какое дело сделаем! Получится, Арус? Как ты думаешь?
— Будем добиваться, — отвечала Арус.
Полчаса назад она входила во двор Оганеса, сдерживая волнение. Сперва думала завернуть домой, переодеться, умыться. Потом на все махнула рукой, заторопилась и пошла как есть — в короткой юбке, помятой
В дом Арус не вошла. Она сразу направилась к сараю. Дверь была полуоткрыта. Оганес сидел возле коня на какой-то деревянной рухляди и что-то жевал. Он не сразу узнал Арус, а когда присмотрелся, вздохнул и поднялся, вытирая руки о брезентовую куртку.
— Оганес, — сказала Арус, — все было не так… Ничего плохого я о тебе… Никогда! — и она замолчала.
Она могла заплакать, если бы он не сказал просто и очень искренне:
— Бывает, Арус, ошибается человек. Это ты хорошо сделала, что пришла. — И тут же попросил: — Посмотри коня. Хорош?
Будь этот конь самой последней клячей, он показался бы Арус прекрасным. Она осмотрела и выслушала его.
— Ездить ты на нем не будешь, — определила она, скрывая за деловитостью беспричинную радость. — На племя мы его пустим. Золотая масть — первый приз сельскохозяйственной выставки. Нравится это тебе, председатель?
Оганес улыбнулся. Он и сейчас улыбался, ведя лошадь по деревне. Он радовался тому, что люди останавливались и долго смотрели вслед…
— Завидный конь, — сказала матушка Шушан. — Только слух есть, что обманули нас. Болезнь у него, работать не может. Верно это, Оганес?
— Что мы его, для работы брали? — гордо сказал Оганес. — Мы его на племя брали. Нас легко не обманешь.
Когда они подошли к речке, солнце уже садилось. Широкие лучи, как развернутый сноп, вырывались из-за волнистой линии гор. Блестела река. По одну ее сторону лежало село, по другую тянулись поля — желтые там, где сняли хлеб, темно-зеленые там, где стоял табак.
Оганес и Арус стояли на берегу и смотрели, как золотой конь, вытянув шею, ловил губами быструю воду.
Ребята расположились у самой воды, влезли по колено в реку; более взрослые уже купались, поднимая фонтаны брызг.
С пригорка к реке бежал во всю прыть маленький мальчуган.
— Опоздал, — засмеялась Арус.
Но мальчишка добежал до Оганеса, сосредоточенно пыхтя, снял с головы шапку и достал из нее белый листок.
— Телеграмм! — нахмурив брови, сообщил он.
Оганес развернул телеграмму.
— Завтра утром геологи приедут запас воды в горах определять, — сказал он. — Что в комнату геологам надо. Арус? Ты знаешь.
Арус беспричинно засмеялась.
— Я телеграмм нес, — сердито сказал мальчик. — Я на лошадь сяду.
Оганес подхватил мальчонку и посадил его на коня. Мальчик вцепился в пушистую гриву и блаженно замер.
Солнце уже совсем ушло за горы; розовый свет лежал на реке, на полях, на смуглых телах ребятишек, на золотом, пышногривом коне.
А Оганес вдруг почему-то увидел черные тени деревьев на желтой земле, услышал тяжелое дыхание бегущего скота и тягучий скрип арбы. Тревогой и страхом было охвачено все вокруг. А потом на лесную поляну вышел золотой конь и скрылся в лесу, перелетев через черный пень.