Трое в Песках

Никитин Юрий Александрович

Глава 9

Едва заметная тропка вывела на крохотную полянку. Меж раскоряченных дубов виднелась хижина едва ли больше собачьей конуры. В глазах Мрака сразу вспыхнуло сомнение. Слабоват волхв, лучше сотворить не может. Олег ни рыба ни мясо, а землю трясет, маги постарше дворцы одним шевелением бровей строят!

Старик лежал навзничь, запрокинув руки за голову, — в звериной шкуре, грязный, взлохмаченный, с длинными, серыми от грязи седыми волосами. Коричневое лицо иссохло от

зноя и стужи, но худое тело было жилистым, крепким.

Глаза его были такого же цвета, как и затянутое тучами небо. Он не глядел на приблизившихся всадников, хотя явно услышал цокот копыт. Мрак в затруднении оглянулся на Олега. Тот соскочил, поклонился:

— Много лет и зим тебе, Великий! Дозволь обратиться.

Старик не двигался, неотрывно смотрел в небо. Олег переступил с ноги на ногу, но раз уж могучий волхв не прибил сразу, то говорить вроде бы можно.

— Достойно восторга твое безразличие к удобностям. Мы не столь крепки духом, но мы зрим на тебя и сами возвышаемся духом!

Таргитай глядел на мудреца открыв рот. Тому только дуду для полного счастья, зато Лиска поспешно отъехала, чтобы стать с подветренной стороны.

Медленно, очень медленно Старик повернул голову. Четверо путешественников съежились под пронизывающим взглядом. Таргитай ощутил холод и боль в сердце. Неожиданно глаза Старика расширились, он всмотрелся пристальнее, наконец откинул голову, помолчал, сказал густым сильным голосом:

— Безумцы… Я не видел безумнее…

Мрак оглянулся на друзей.

— Вот это волхв!.. Сразу в точку. Батя, мы не просто безумцы. Ты зришь редкостных дурней, да еще пыльным мешком из-за угла прибитых. До сих пор пыль с ушей нам сбивают. Догонят — и сбивают. Тычемся по миру, как слепые кутята, вот и к тебе притопали: авось поможешь недоумкам. Нам бы тропку к Мировому Дереву отыскать! Ты сам в лесу живешь, каждого ежика знаешь, а для нас все здешние деревья — мировые. Наш Таргитай, к примеру, и куст деревом назовет, только бы далеко не ходить… А волхв… сам посмотри, что тебе еще сказать?

Старик внимательно оглядел Олега с головы до ног. Тот переминался с ноги на ногу, мял в руках мешок с травами. Под мохнатыми бровями Старика блеснули лиловые искорки. Перевел взгляд на Таргитая — брови вовсе полезли на лоб. Поглядел на Лиску — нижняя челюсть пошла вниз. Мрак горестно вздохнул: Старик есть старик. Да еще с деревьями жил! У девки ни кожи, ни мяса — взяться не за что, а он глаз оторвать не может.

— Зайдите, — сказал Старик внезапно. — В жилище.

Мрак шагнул первым, отпихнув Олега: двое не поместятся. Старик верно назвал свою конуру жилищем: ни домом, ни хатой, ни даже шалашом не назвать сплетение живых веток. Корнями уходят в землю, по листьям грузно ползают жуки, скачут кузнечики, а крупные как лягушки шмели остервенело роются в цветах.

Под стеной стояло

врытое в землю Зеркало в рост человека. Бронзовая рама потемнела, ее исклевали крохотные оспины. Мрак удивленно покосился на Старика. Мороз пошел по спине: в темной поверхности отразилась звездная ночь. От Зеркала несло холодом, словно из окна, отворенного в зимнюю ночь.

— Стань вон тут, — велел Старик.

Он раздвинул ветки в крыше. Ослепительно яркий, словно в Песках, солнечный луч упал на гостя. Мрак вытягивал шею, но Зеркало стояло так, что он видел все ту же звездную ночь. Старик что-то зрел, обеими руками слегка шевелил раму, долго двигал головой, как сова, что высматривает добычу. Внезапно его лицо дрогнуло. Он отвел взгляд.

— Ну… говорят, герои для того и рождаются, чтобы славно… Тебе совсем мало осталось, герой с секирой. Даже в сравнении с твоими спутниками.

Мрак хмыкнул:

— Еще бы, они ж моложе!

Однако ухмылка исчезла, а темное, обожженное морозами и ветрами лицо заметно посерело.

Таргитай, повинуясь своей доброте, отпихнул Мрака и торопливо встал на его место.

— А я? Скажи обо мне!

Колдун всматривался долго, а когда поднял взор, в глазах стояло безмерное удивление.

— Чуден и нелеп белый свет… Либо Род спятил, когда творил, либо пора уже сейчас старый уничтожить, а новый сотворить…

Таргитай еще хлопал глазами, стараясь понять мудрые слова, когда сзади нетерпеливо пихнул Олег.

— Отойди-ка. Важнее всего сейчас узнать, что могу я.

На этот раз колдуна уговаривать не пришлось: необычное, что увидел во Мраке и Таргитае, заставило снова прильнуть к Зеркалу.

— Повернись… Подними руки… Та-а-а-ак… Поставь руки на пояс и задержи дыхание…

Он отпрянул, словно получил копытом между глаз, смотрел потрясенно.

— Еще чуднее… То ли Зеркало от древности искажает, то ли в тебе столько магии… Но жизнь твоя безрадостна, волхв. Тебя гложет страшный голод, неведомый твоим спутникам. Этот голод утолить невозможно, даже если приникнешь к этому столу яств и локтями отодвинешь всех… И сколько бы ни жрякал, голод лишь разгорится. А сожрешь много!

Лиска извертелась, пока Олег выслушивал колдуна. Когда колдун умолк, едва не сшибла Олега с ног, оказалась на его месте.

— А я? Какова моя судьба?

Она дрожала от нетерпения, переступала с ноги на ногу. Колдун вытянул шею к Зеркалу, долго всматривался. Покряхтел, придвинулся вместе с лавкой, снова вытянул шею. Глаза медленно выпучивались, жилы на лбу вздулись.

— Ну? — спросила она нетерпеливо.

— Погодь, — ответил колдун напряженно.

Снова всматривался, заглядывал сбоку, тыкался носом. От натуги был красный как вареный рак. Наконец с шумом выдохнул, откинулся обессиленно. Голос был мертвый от изнеможения: