Трое в подводной лодке, не считая собаки
Шрифт:
– А ещё, Константин Иваныч, - догнал Костю Калашников, - тут приходил приказчик от купца Игнатьева, разыскивал Александра Ивановича. Что-то, говорят, привезли ему. Велите послать за ним?
Костя велел.
Лишний раз все убедились, что Сашкины трудности не прошли бесследно. Как круги по воде, информация потихоньку расползлась по необъятным просторам нашей родины. Тот купец сказал этому, этот - тому, так и пошла гулять байка, что есть в Александровой слободе чудак, которые покупает всякие, никому ненужные штуки. Не прошло и полгода, как купец Игнатьев прознал про это, а у него мёртвым грузом лежало два с лишним пуда этого самого,
Сашка порадовался, сообщил новость Гейнцу.
– Что за чушь, - безапелляционно заявил на это немец, - какой ещё металл цинкум? Металлов, всем известно, всего семь, по числу планет. Никаких других металлов нет и быть не может!
– Не значит, будет металл без планеты, а ты со своими алхимическими воззрениями можешь и дальше прозябать в дремучести. Ты ещё попросишь у меня знаний!
Сане сильно хотелось всё-таки дать в рыло этому носителю академических суждений, но сдержался. Всё-таки интеллигентные люди, образованные, не пристало им, как сиволапым, отношения выяснять на кулаках. Тем более день такой благостный, канун Рождества.
Эпилог 1725 года.
Санкт-Питерсбурх погрузился в святочное безумие. Вразнобой грохотали пушки, по улицам шатались пьяные в неимоверном количестве. Ея величество изволили осматривать праздничных фейерверков, между которыми означена была надпись: "свет твои во спасение". Как оная окончилась, тогда вошли в Переднюю господа: адмирал Апраксин, канцлер граф Головкин, князь Ромодановский; и через доклад его светлости князя Меншикова к Ея величеству вошли в Столовую, которых Ея величество изволила пожаловать по рюмке вина. Потом вошли Его королевское высочество герцог Голштинский Карл Фридрих, и господа здешние, и иностранные министры и генералитет, и штап-офицеры, с поздравлениями, и, выпив за здоровье Ея величества, отбыли восвояси. Вслед за ними отбыл и Светлейший, а императрица изволила в своих покоях играть в новомодную игру шнип-шнап вместе с генерал-адмиралом Апраксиным и своими фрейлинами.
Ея величество было с устатку и не в духе. Опухали ноги, и императрица лечилась известным лекарством - красным венгерским. Но настроения не было, и оттого гогот молодых жеребцов-гвардейцев, из-за закрытых в апартаменты дверей, заставил её поморщиться.
– Что там?
– недовольно спросила она у генерал-адъютанта Нарышкина.
– Сию секунду, Ваше величество, - ответил придворный и исчез за дверями, но тут же вернулся в сопровождении подпоручика Мещерского.
– Вот, Ваше величество, - быстро перевёл стрелки Нарышкин.
– Так точно, Ваше величество, -
Он был изрядно пьян, однако всем известно, что в преображенцах слабаков не держат. На лице императрицы было написано высочайшее неудовольствие.
– Разрешите доложить, - уже на тон ниже спросил Мещерский, и, дождавшись кивка, продолжил, - от дядюшки Петра Фёдоровича батюшка получил письмо... Я сегодня пересказал его господам офицерам...
– О чем письмо-то?
– переспросил Апраксин.
Мещерский доложил.
– Но, - добавил он, - поручик Ржевский то письмо толковал превратно и зело непотребно, о чем не осмелюсь докладывать Вашему величеству.
– Докладывай, - милостиво повелела императрица, макнула белую булку в плошку со сладким красным вином, и деликатно откусила кусок.
Мамзели Арсеньева и Крамер растопырили уши. Фёдор склонился к уху императрицы и что-то прошептал.
– Вот уж, действительно, охально...
– ответила с улыбкой императрица, - но забавно. Покойный Пётр Алексеевич иной раз... Да... Вот тебе золотой, развеселил...
Отпила из серебряного кубка и велела:
– Всё, ступай, да скажи этим обалдуям, чтоб проваливали прочь.
Не совсем трезвая императрица махнула пухленькой ручкой в сторону Апраксина:
– Фёдор Матвеевич, отпиши-ка друг мой, Берингу указ, чтоб не блукал он там впотьмах, а ехал напрямки в Америку. Пусть того князца, коль они там все крещёны, найдёт, и мне ко двору привезёт. И отправь к командору солдатиков, вели ему, чтоб тех холанцев гнал в шеи, да пусть отпишет нам, с подробностями.
Допила остатки вина из кубка и велела:
– Эй, девки, ведите меня спать, ноги что-то ломит...
Фрейлины подхватили императрицу под руки, и повели в опочивальню. По дороге Екатерина заплетающимся языком едва слышно пробормотала:
– Надо же, выдумали, Хуеватов сын...
Пролог 1726 года.
С января начались занятия в Академическом университете Петербургской Академии наук.
8 февраля основан Верховный Тайный совет.
26 февраля Н.Н. Демидов поступает на службу в Берг-Коллегию.
В феврале, в Петропавловской крепости, скончался Иван Посошков.
28 февраля родился Чичагов Василий Яковлевич.
Князь С.Ф. Мещерский производится в генерал-майоры. Переводится главнокомандующим в Нижегородскую губернию.
6 марта 1726 года Мездряков доносил Берг-коллегии, что завод [на Сноведи] "воровские люди разорили и совсем ограбили..."
На 1726 год на Царицынской линии стояли Вятский, Владимирский и Азовский драгунские полки.
В марте Екатерина I жалует дворянское достоинство братьям Демидовым.
31 марта Екатерина I удовлетворяет просьбу Я.В. Брюса об отставке.
В апреле граф Рабутин приехал в Петербург в ранге чрезвычайного цесарского посланника.
В начале мая В.Н. Татищев возвращается из Швеции в Петербург.