Трое
Шрифт:
– Что-то же есть общее. Иначе почему такой отклик в душе, когда его читаешь? Неа, мы поняли бы друг друга...
– и Романтик опять ласково зажмурился.
– Ты меня хочешь убедить в том, что говоришь?
– прямо спросил Циника Писатель, - или себя?
– Циник фыркнул и промолчал, а Писатель как-то немного сник и сказал почти про себя: - хотя, может, и я излишне идеализирую...
Однако прошло совсем немного времени, как ему в голову явно пришла стоящая идея.
– Конечно, лучшим вариантом было бы сделать это де-факто, - мечта тельно произнес
– Опоздаешь.
– коротко бросил Циник.
Повисла тяжелая тишина. Потом Циник заговорил, медленно, и слова звучали глухо:
– Пока ты станешь так же известен, как он...Да и станешь ли, жизнь непредсказуемая штука...До сих пор тебя печатают лишь в местной прессе, да и то нерегулярно. Сколько уйдет времени. Он успеет умереть, запросто.
Тема разговора становилась сложной, трудной.
– Не так уж и много ему лет, - напряженно возразил Романтик.
– Много. Если он комсомольцем ездил на целину...
– Циник закатил глаза, - когда была целина? После смерти Сталина точно, но до Брежнева, значит между 53-м и 63-м...Если ему тогда было двадцать, то сейчас...лет шестьдесят где-то.
– Это ерунда, - махнул рукой Писатель, - неважен возраст...
– Ни хрена себе не важен, - возразил Циник, - мозги превращаются в сыр, руки дрожат и пигментация, вены вспухают на ногах...Ты где-нибудь слышал, чтобы кто-то свои лучшие вещи сделал в преклонном возрасте? Это, кстати, еще одна проблема - лет в тридцать пять он вам, может, и ответил бы, а сейчас ему все по барабану...психологичка что говорила? Около 60 люди прекращают преследовать цели, апатия наступает...
– Он не перестанет, - сказал Романтик, - написал же "Город на Садо вой".
– А ты его как читал, внимательно? "Город"?
– Ну?
– Баранки гну. Хорошая вещь, конечно. Только ровная какая-то. И оторванность от жизни уже чувствуется. Не продают пацаны друг другу модные ярлычки за деньги. И гопники витиевато изьясняются, не бывает так, гопники - они тупые... И вообще...
Писатель слушал внимательно, потом ответил:
– Мне тоже больше нравились вещи фантастические, вроде "Якорного Поля". Но в данном случае ты не прав, это просто вопрос вкуса. Пока марка еще держится...Ты послушай: Ратальский космодром. Р-р-ратальский космодром - раскатал Писатель во рту слово "ратальский", - я в это название верю, понимаешь? Сколько плохой фантастики начинается фразой типа "Звездолет XCDC-467465, с о с в и с т о м рассекая космос, приближался к краю галактики DGF-678798" ...А здесь названия дышат. Скадер. Ска-дер. "Девя тка". Естественно звучит, так оно и называлось бы, если бы дело происходило в э т о й действительности.
– и опустил голову, задумался.
– Я знаешь чего боюсь?
– с улыбкой сказал Романтик, - я ведь уже почти все книжки у него прочитал, некоторые даже не на один раз, чувствую немного осталось. А когда кончатся - где я буду духовную подзарядку полу чать, а?
–
– Здесь не от недостатка такие имена, а для соответствия ситуации очнулся Писатель, - Полуостров - Радомир, российская глубинка - Федор...
– Мальчишеские...
– протянул Циник, - ребячьи...Тьфу, никогда мне это слово не нравилось - "ребячьи". Ребячьи - лягушачьи...Что-то от детского сада в худшем смысле этого слова тут есть.
– Чего у Крапивина нет, так это сюсюканья - отозвался Писатель и с треском открыл свою банку "Пепси", - никогда он неудобных тем не избе гал и жизнь показывал так, как есть, без купюр.
Циник колебался. Казалось, он хочет о чем-то сказать, и не решается. Потом криво ухмыльнулся и проговорил:
– А вам не кажется странным, что у него герои всегда мальчики лет так двенадцати...И всегда симпатичные,в коротких шортиках... Может, здесь подавленные сексуальные желания?
– Иди ты!
– взвился Романтик, - это у тебя подавленные! Зигмунд Фрейд хренов! Врезать бы...
– Тише вы, - поморщился Писатель, - не думаю, что это так, Циник, а вообще мне все равно. Талантливые люди часто невозможны в быту. Вот Сальвадор Дали, к примеру. Картины рисовал выдающиеся, так? И вместе с тем у мертвых ослов уши отрезал...
– Глаза вырезал, - уточнил Циник, - а ослиные уши у Ильфа и Петрова где-то встречались.
И переключился на Романтика:
– А ты бы сидел, герой...Врезать, тоже мне. Наврезался уже...
Циник намекал на здоровенный фингал под глазом Романтика. Тот упрямо мотнул головой и посмотрел в сторону.
– Спасать кинулся, блюститель справедливости, четверо на одного ему много показалось. А тот шкет тебя даже не поблагодарил, ни спасибо, ни, понимаешь, доверчиво уткнуться носом в подмышку, чтобы горячий металл разлился в груди, а сразу тикать, как они на тебя переключились...
– Подумаешь, - отозвался Романтик, - он же маленький, испугался.
– А ты бы прошел мимо, что ли?
– уперся в Циника взглядом Писатель.
Циник пожал плечами. Неохотно сказал:
– Смотря по ситуации...Наверное,нет...Но мне-то проще, у меня зубодробительная секция за плечами, я бы выкрутился. А тебя вон как разукрасили. Не подбеги мы с Писателем...И даже "спасибы" за свои страдания ты не дождался...
– Да ну, - просто ответил Романтик, - я же не за "спасибу" вмешался. Просто физически не мог пройти мимо.
– Физически...Влипнешь так однажды в историю...
– Вот еще любопытно, - не обращая внимания на злопыхательства Циника, спросил в пространство Романтик, - Крапивин - это псевдоним или нет?
Помолчали, подумали. Потом Циник сказал:
– А какая, на фиг, разница?
Помолчали еще.
– Нет, все-таки интересно, - сказал Романтик.
– Мне другое интересно, - отозвался Писатель, - вы белый девятитомник видели, девяносто второго года?
– Ну?
– А иллюстрации в нем?