Трое
Шрифт:
Она свалилась в ноги к нему и целовала его колени, вскрикивая:
– Бог - видит! Я для своего спасения согрешила, ведь ему же лучше, ежели я не всю жизнь в грязи проживу, а пройду скрозь её и снова буду чистая, - тогда вымолю прощение его... Не хочу я всю жизнь маяться! Меня всю испачкали... всю испоганили... мне всех слёз моих не хватит, чтобы вымыться...
Илья сначала отталкивал её от себя, пытаясь поднять с пола, но она крепко вцепилась в него и, положив голову на колени, тёрлась лицом о его ноги и всё говорила задыхающимся, глухим голосом. Тогда он стал гладить её дрожащей рукой, а потом, приподняв
– Разве кому лучше, коли человек, раз согрешив, на всю жизнь останется в унижении?.. Девчонкой, когда вотчим ко мне с пакостью приставал, я его тяпкой ударила... Потом - одолели меня... девочку пьяной напоили... девочка была... чистенькая... как яблочко, была твёрдая вся, румяная... Плакала над собой... жаль было красоты своей... Не хотела я, не хотела... А потом вижу... всё равно! Нет поворота... Дай, думаю, хошь дороже пойду. Возненавидела всех, воровала деньги, пьянствовала... До тебя - с душой не целовала никого...
Она окончила свои слова тихим шёпотом и вдруг рванулась из объятий Ильи:
– Пусти!
Он ещё крепче стиснул её руками и начал целовать её лицо со страстью, с отчаянием.
– На слова твои мне сказать нечего...
– горячо говорил он.
– Одно скажу - нас не жаль никому... ну, и нам жалеть некого!.. Хорошо говорила ты... Хорошая ты моя... люблю тебя... ну не знаю как! Не словами это можно сказать...
Её речи, её жалобы возбудили в нём горячее, светлое чувство к этой женщине. Её горе как бы слилось с его несчастием в одно целое и породнило их. Крепко обняв друг друга, они долго тихими голосами рассказывали один другому про свои обиды.
– Не будет нам с тобой счастья, - сказала женщина, качая головой безнадёжно.
– Ну, - несчастье попразднуем!.. В каторгу понадобится идти - вместе айда? Слышишь? А пока - будем горе с любовью изживать... Теперь мне - хошь жги меня огнём... На душе - легко...
Взволнованные разговором, возбуждённые ласками, они смотрели друг на друга, как сквозь туман. Им было жарко от объятий и тесно в одеждах...
За окнами небо было серое, скучное. Холодная мгла одевала землю, оседая на деревьях белым инеем. В палисаднике пред окнами тихо покачивались тонкие ветви молодой берёзы, стряхивая снежинки. Зимний вечер наступал...
Через несколько дней Лунёв узнал, что по делу об убийстве купца Полуэктова полиция ищет какого-то высокого человека в барашковой шапке. При осмотре вещей в лавке убитого были найдены две серебряные ризы с икон, оказалось, что они краденые. Мальчик, служивший в лавке, показал, что эти ризы были куплены дня за три до убийства у человека высокого роста, в полушубке, по имени Андрея, что человек этот не однажды продавал Полуэктову серебряные и золотые вещи и что Полуэктов давал ему деньги в долг. Потом стало известно, что накануне и в самый день убийства человек, подходящий под описание мальчика, кутил в публичных домах.
Каждый день Илья слышал что-нибудь новое по этому делу: весь город был заинтересован дерзким убийством, о нём говорили всюду - в трактирах, на улицах. Но Лунёва почти не интересовали эти разговоры: мысль об опасности отвалилась от его сердца, как
И чувствовал себя, как рекрут пред набором, как человек, собравшийся в далёкий, неизвестный путь. Последнее время к нему усиленно приставал Яков. Растрёпанный, одетый кое-как, он бесцельно совался по трактиру и по двору, смотрел на всё рассеянно блуждавшими глазами и имел вид человека, занятого какими-то особенными соображениями. Встречаясь с Ильёй, он таинственно и торопливо, вполголоса или шёпотом, спрашивал его:
– У тебя нет время потолковать со мной?
– Погоди, некогда...
– Ах ты!.. а дело важное.
– Что такое?
– спросил Илья.
– Книга-то! Объясняет себя так, брат, что ой-ой!
– пугливо сказал Яков.
– А ну тебя, с книгами! Ты вот что скажи: с чего это отец твой на меня зверем смотрит?
Но то, что совершалось в действительности, не задевало внимания Якова. В ответ на вопрос товарища он с недоумением вытаращил глаза и осведомился:
– А что?. Я ничего не знаю. Слышал я раз, - дяде твоему он говорил, что-то вроде того, будто ты фальшивыми деньгами торгуешь... да ведь это так он, зря...
– А ты почему знаешь, что зря?
– с улыбкой спросил Илья.
– Ну, что там? Какие деньги? Ерунда всё!..
– И, махнув рукой, Яков задумался.
– Поговорить-то нет у тебя время?
– спросил он через минуту, оглядывая товарища блуждающими глазами.
– Про книгу?
– Да-а... Тут одно место понял я, - фу, фу, фу-у, брат ты мой...
И философ сделал такую гримасу, точно обжёгся чем-то горячим. Лунёв смотрел на товарища как на чудака, как на юродивого. Порою Яков казался ему слепым и всегда - несчастным, негодным для жизни. В доме говорили, - и вся улица знала это, - что Петруха Филимонов хочет венчаться со своей любовницей, содержавшей в городе один из дорогих домов терпимости, но Яков относился к этому с полным равнодушием. И, когда Лунёв спросил его, скоро ли свадьба, Яков тоже спросил:
– Чья?
– Отца твоего...
– А! Кто его знает... Вот бесстыдник! Нашёл жену - тьфу!
– А ты знаешь, что у неё сын есть - большой уж, в гимназии учится?
– Нет, не знал, - а что?
– Так... наследник будет твоему отцу...
– Ага!
– равнодушно сказал Яков. И вдруг оживился.
– Сын? Это на пользу мне, пожалуй, а? Вот бы отец-то мой этого бы самого сына-то да за буфет и определил! А меня - куда хочу!.. Вот бы...
И, предвкушая свободу, Яков смачно щёлкнул языком. Лунёв посмотрел на него с сожалением и сказал с усмешкой:
– Верно говорится, что глупому чаду - морковку надо, а дай хлеба ему не подставит суму. Эх ты! Не придумаю я, как жить будешь?
Яков насторожился, выкатил глаза и быстрым шёпотом поведал:
– Я думал про это! Прежде всего надо устроить порядок в душе... Надо понять, чего от тебя бог хочет? Теперь я вижу одно: спутались все люди, как нитки, тянет их в разные стороны, а кому куда надо вытянуться, кто к чему должен крепче себя привязать - неизвестно! Родился человек - неведомо зачем; живёт - не знаю для чего, смерть придёт - всё порвёт... Стало быть, прежде всего надо узнать, к чему я определён... во-от!..