Троецарствие. Дилогия
Шрифт:
«Стучи уже, олень! Раз забрался — стучи!»
И я трижды коснулся костяшками пальцев деревянной рамы окна. Деликатно, как советовал Гань Нин, но в то же время уверенно и настойчиво.
С минуту ничего не происходило. Потом в комнате появилась тень, за ней вторая, после чего окно отъехало в сторону. Передо мной предстали две девушки — одна стояла чуть впереди, вторая за ней. Не знаю почему, но я как-то понял, что та, вторая, и есть Юэлян. Хотя она совсем не походила на ту закутанную в шелка статуэтку, которую
Губы у обеих девушек сложились в подобие буквы «О», но ни одна из них, похоже, кричать не собиралась. Затем та, что открыла окно, отступила в сторону и тоном британского дворецкого, которого ничем невозможно удивить, произнесла:
— Похоже, это к вам, госпожа.
Юэлян была красива. Не мой тип, я вообще как-то раньше по китаянкам не фанател, но красива, не отнять. Высокий лоб, брови вразлет, тонкая линия носа и узкие, немного бледноватые губы. А еще глаза. Черные, глубокие, какие-то, прям не знаю, как сказать правильно… Оленьи, вот! Влажно поблескивающие и ничего не выражающие.
Волосы моей несостоявшейся невесты были распущены — девушка все-таки готовилась ко сну, а не к встрече с отвергшим ее женихом. А вот одежда вольностей фантазии не давала — длинная ночная рубашка и богато украшенный вышивкой шелковый халат поверх нее. И то, и то — белого цвета.
— Госпожа Юэлян, — произнес я и замолчал.
Мы с Гань Нинем репетировали речь. Он настоял, чтобы я заучил основные тезисы. И я это сделал. Знал на зубок. Но все они вылетели из головы, когда я встретился с влажными глазами этой юной китаянки. Да, она была молода, теперь я это видел.
Девушка тоже молчала. В принципе, она и не должна была говорить. Ей даже отвечать еще было не на что. Ну, разве что протянуть: «Да-а?» — после моего столь впечатляющего вступления. Но вообще, могла бы и помочь! Я на ветке дерева сижу, а она спокойно стоит в своей комнате — кому из нас сложнее.
А речь так и не вспоминалась. Что характерно, все ключевые ее точки я отлично помнил. Приветствовать, извиниться, отметить ее красоту и свою готовность чем угодно искупить вину. Помнил. Но в единую структуру вся эта мешанина не желала собираться совершенно.
— Юэлян, — повторил я снова, но меня опять заклинило.
Не от неземной красоты девушки, я вообще перед противоположным полом никогда не робел. От идиотизма самой ситуации, в которую я себя загнал. Вылез со дна подсознания «воспитанный молодой человек» и теперь робко шептал мне в ухо, что так делать нельзя. В смысле, залезать на дерево, стучать в окно малознакомой девушке и вообще.
В компанию к нему внезапно набился продавец бытовой техники из магазина «Эльдорадо». Того неловкость не напрягала, он лишь отмечал, что замашки у меня не по статусу. Что нельзя клеить девушку, которая может скупить весь магазин, а его директора нанять личным садовником.
И
«К черту речь! — сказал он. — Вспомни, как ты тогда к Натахе подкатил!»
И, несмотря на то, что расстались мы с бывшей супругой плохо, вспомнил я тот эпизод с удовольствием. Лето, жара, я весь такой еще свободный, не думающий о будущем и не знающий неудач. Она в легком платье…
«Вот! — удовлетворенно отметил внутренний голос. — Вот с таким настроем к девчонкам и подходят!»
Ладно, переводчик! Тащи!
— А что это за дерево?
Ну, с толку я ее сбил, это точно. Она глазищами своими захлопала — блин, а красиво выглядит! — и с недоумением переспросила:
— Что?
— Я пока лез сюда, понял, что не знаю, как это дерево называется. Вообще, до этого момента даже не задумывался, что их нужно как-то называть. Профессиональная деформация. Смотрю на группу деревьев и вижу лишь естественно укрытие для засадного отряда конницы. Роща, лес, деревья. Все.
— Вы взобрались сюда и помешали мне спать для того, чтобы это сказать, господин Вэнь?
Она быстро вернула контроль над собой и теперь смотрела на меня не удивленно, а скорее гневно. Что ж, это хорошо. Гнев — это эмоция. Пусть лучше злится, чем остается равнодушной.
— Нет, лез я сюда, чтобы извиниться за свое поведение сегодня днем. Вина моя, не спорю, и мне правда жаль. Просто я еще от ранения не вполне отошел, порой творю какие-то странные вещи. Это меня не оправдывает…
— Ясень.
— Что?
— Дерево, по которому вы сюда лезли, господин Вэнь, называется ясень.
— А я думал, дуб. Прямо как я.
Тут она рассмеялась. Звонко так и искренне. Я несмело улыбнулся. Дождался, когда она закончит веселиться, и предложил:
— Прекрасная ночь, госпожа Юэлян. Не хотите прогуляться со мной по саду?
Ну а что? Смеется, значит, не так все плохо. Скорее хорошо даже. Можно развивать успех.
Девушка, наверное, с минуту меня рассматривала, после чего спросила со всей серьезностью:
— Вы такой глупый или настолько смелый, господин Вэнь? Являетесь затемно в мои покои, предварительно нанеся оскорбление, и предлагаете прогуляться?
— Ну, так-то я могу и дальше на дереве сидеть, — показывая свою удаль, я покачал ногами, висящими в воздухе. — Просто упасть боюсь.
Она снова рассмеялась. А потом сделала то, чего я от нее не ждал. Вспрыгнула на подоконник и одним неуловимым движением перенеслась на мою ветку.
И я свалился. Чего она, в принципе, и добивалась — попробуй-ка усидеть на ветке, когда кто-то на ней скакать начинает. Если готов к этому, то еще есть возможность ухватится руками-ногами, но в моем случае… Да кто знал, что она такая белка-летяга!