Троецарствие
Шрифт:
– Что это за предзнаменования? – обратился Дун Чжо с вопросом к Ли Су. – У коляски сломалось колесо, конь перегрыз удила?
– Это значит, – ответил Ли Су, – что вам предстоит принять ханьский престол и все старое сменить на новое – вы будете ездить в яшмовой коляске и восседать в золотом седле.
Дун Чжо поверил его словам и обрадовался. На второй день пути неожиданно поднялся сильный ветер и густой туман закрыл солнце.
– А это что за предзнаменование? – спросил Дун Чжо.
– Когда вы вступите на трон дракона, – сказал Ли Су, – непременно воссияет красный свет и поднимется багровый туман как знак вашего небесного
Дун Чжо опять ничего не заподозрил. Когда он подъехал к городу, множество сановников вышло ему навстречу. Один только Ли Жу не мог встретить его из-за болезни.
Когда Дун Чжо был у себя во дворце, и Люй Бу явился его поздравить.
– Когда я поднимусь на пятую ступень из девяти [56] , – сказал ему Дун Чжо, – ты будешь ведать всеми войсками Поднебесной!
56
По древним гадательным диаграммам пятая линия приходилась на императора.
В ту ночь Люй Бу спал у шатра Дун Чжо.
Ветер доносил в шатер звуки песни, которую распевали мальчишки из пригородов столицы:
На тысячу ли покрыта долина травой.Но время пройдет – не сыщешь былинки одной.Песня звучала грустно, и Дун Чжо спросил Ли Су:
– Почему так зловеще поют мальчишки?
– Они предсказывают гибель роду Лю и возвышение роду Дун, – ответил Ли Су.
На другой день Дун Чжо поднялся с рассветом и, приказав свите сопровождать его в столицу, отправился в путь в коляске.
Все встречавшие его чиновники были в придворных одеждах. Ли Су с мечом в руке шагал рядом с коляской. Процессия остановилась у северных ворот. Из свиты Дун Чжо впустили только двадцать человек, охранявших коляску, остальных же оставили за воротами. Дун Чжо еще издали заметил, что Ван Юнь и другие вооружены мечами.
– Почему все с мечами? – спросил он с испугом у Ли Су.
Ли Су ничего не ответил. Люди подвезли коляску прямо к входу во дворец, и Ван Юнь во весь голос закричал:
– Мятежник здесь! Где воины?
С двух сторон выбежали более ста человек с алебардами и копьями и набросились на Дун Чжо. Раненный в руку, он упал в коляске, громко взывая:
– Где ты, сын мой, Люй Бу?
– Есть повеление покарать мятежника! – крикнул Люй Бу и своей алебардой пронзил ему горло.
Ли Су отрубил Дун Чжо голову и высоко поднял ее. Люй Бу вытащил из-за пазухи указ и объявил:
– Таков был приказ императора!
– Ван суй! [57] – в один голос закричали чиновники и военачальники.
57
Вань суй! – дословно: «Десять тысяч лет жизни! Ура!»
И потомки сложили стихи, в которых говорится о Дун Чжо так:
Свершись то великое дело – и он императором стал бы,А если бы не свершилось – остался б богатым и знатным.Мэйу не успели воздвигнуть, как тут же он был уничтожен.Воистину,– Ли Жу был правой рукой Дун Чжо, когда тот творил зло! – крикнул Люй Бу. – Кто схватит и приведет его сюда?
Вызвался пойти Ли Су. Но тут сообщили, что слуга Ли Жу связал своего хозяина и приволок его на место расправы. Ван Юнь приказал обезглавить Ли Жу на базарной площади.
Затем голову Дун Чжо выставили на всеобщее обозрение и всенародно прочли указ. Прохожие забрасывали голову злодея грязью и топтали его труп. Ван Юнь приказал Люй Бу вместе с Хуанфу Суном и Ли Су во главе пятидесятитысячного войска отправиться в Мэйу, захватить имущество и семью Дун Чжо.
Тем временем Ли Цзюэ, Го Сы, Чжан Цзи и Фань Чоу, узнав о гибели Дун Чжо и о приближении Люй Бу, бежали ночью с отрядом «Летающий медведь» в Лянчжоу. Люй Бу, прибыв в Мэйу, прежде всего нашел Дяо Шань. Хуанфу Сун приказал отпустить домой всех девушек, которых Дун Чжо поселил в крепости. Родные Дун Чжо без различия возраста были уничтожены. Мать Дун Чжо тоже была убита. Его брат Дун Минь и племянник Дун Хуан – обезглавлены. Забрав золото, серебро, шелковые ткани, жемчуг, драгоценности, домашнюю утварь, провиант – всего этого было в Мэйу бесчисленное множество, – посланцы возвратились и обо всем доложили Ван Юню. Ван Юнь щедро наградил их. В зале для военачальников был устроен пир, на который пригласили чиновников. Вино лилось рекой. В разгар пира сообщили, что какой-то человек пал ниц перед трупом разбойника Дун Чжо и плачет.
– Кто этот человек? Единственный из всех осмеливается оплакивать казненного преступника! – гневно воскликнул Ван Юнь.
Он приказал страже схватить неизвестного и немедленно доставить во дворец. Но, увидев этого человека, все изумились, – это был не кто иной, как ши-чжун Цай Юн.
– Дун Чжо мятежник и сегодня казнен, – с раздражением сказал Ван Юнь. – Весь народ ликует. Ты тоже подданный Хань, почему же ты не радуешься за государство, а позволяешь себе оплакивать мятежника?
– Хоть я и не обладаю талантами, – покорно отвечал Цай Юн, – но я знаю, что такое долг! Разве посмел бы я повернуться спиной к государству и обратиться лицом к Дун Чжо? Но однажды я испытал на себе его доброту и поэтому не смог удержать слез. Я сам знаю, что вина моя велика. Если вы оставите мне голову и отрубите только ноги, я смогу дописать историю Хань и тем искуплю свою вину. Это было бы для меня счастьем!
Все сановники жалели Цай Юна и просили пощадить его. Тай-фу Ма Жи-ди шепнул Ван Юню:
– Цай Юн – самый талантливый человек нашего времени. Если дать ему возможность написать историю Хань, он будет нашим верным слугой. К тому же сыновнее послушание его давно известно. Не торопитесь казнить его, дабы не вызвать недовольства в народе.
– Когда-то император У-ди пощадил Сыма Цяня и разрешил ему писать историю. Это привело лишь к тому, что клеветнические россказни перешли в последующие поколения. Ныне государственное управление в большом беспорядке, и разрешить талантливому чиновнику, приближенному государя, держать в руках кисть – значит подвергнуться его злословию.