Трофей для Хищника
Шрифт:
Следую за ним в… гостиную, судя по обстановке. Рассеянный ночной свет облизывает кожаные кресла и диван. На стене большая плазма поблескивает отраженным светом луны. Рядом с низким столом посреди комнаты валяются несколько пустых бутылок из-под коньяка.
Так и не включив свет, Игорь опускается в кресло, берет с нижней полки стола очередную початую бутылку коньяка и, одним пальцем открутив крышку, прикладывается к горлышку. Делает большой глоток и, чуть морща лицо, отставляет бутылку на столешницу. Если верить тому, что он только что сказал соседу, он спал
— Тебе следует уйти, — он откидывает голову на спинку кресла и закрывает глаза. Похоже, испытывает боль. — Я сейчас не лучший собеседник. Тебе не понравится что ты увидишь.
— Да плевать мне на то, что я увижу иди не увижу, Игорь! — во мне борются отчаяние и гнев на его непробиваемость. — Я приехала тебя поддержать и не убегу, что бы ни случилось.
Обращение на «ты» вырывается само, и я только потом соображаю, что сказала. Игорь открывает глаза и пронзает меня недоверчивым взглядом. Даже в вечернем полумраке я отчетливо вижу в глазах удивление, смешанное с неверием.
— Ты разве не видишь, Эльвира? — он показывает на бутылку и окидывает взглядом кладбище ее предшественниц. — Поверь, ты не хочешь находиться рядом со мной таким.
Делаю пару шагов к Игорю и опускаюсь на мягкий ковер рядом с его креслом. Снизу заглядываю в печальные глаза.
— Ошибаешься, я хочу быть рядом с тобой любым. Мне не за что относиться к тебе хуже, — вкладываю во фразу все свое тепло, которое к нему испытываю. — Хоть ты и видишь во мне призрак ушедшей жены.
Игорь кривит лицо в пренебрежительной гримасе.
— А ты от пафоса не лопнешь, Эльвира? — в голос пробивается рык. — Мне нахрен не сдались твои жертвы!
Колет. Больно. Растопырил иглы, стал как дикобраз. В желудке яростно печет от обиды. Я к нему с душой, а он мне про жертвы. Обесценивает мой порыв. Или его просто злит, что я упомянула Жизель? Зачем бить словами?
Внутри все наливается горечью. Нет смысла здесь находится. Но я пришла пригласить этого сухаря на похороны его отца. Надо хотя бы очевидную цель достичь.
— Я поняла, Игорь, — голос от сдерживаемых слез вот-вот задрожит. Черт, Игорь! Засранец ты эдакий! — Ты не ответил на смс. Напоминаю, что похороны твоего отца состоится завтра. Прощание в одиннадцать. — Называю адрес крематория. — Можешь приехать и наконец отпустить его.
С этими словами я поднимаюсь и иду к двери. Дико, до дрожи хочу, чтобы Игорь меня догнал и остановил. Чтобы мы поговорили, как люди, не бросаясь друг на друга, но этого не происходит. Я открываю дверь и выхожу на лестничную клетку. Вызываю лифт. Теперь надо дотерпеть до дома и не разреветься в машине. Только позора перед работниками Игоря мне не хватает для полного комплекта!
50. (Игорь)
Слышу ее гулкие шаги, удаляющиеся к двери, и внутри сиреной ревет желание догнать. Не дать уйти. Остановить… Но не могу. Пусть лучше Эльвира уйдет сейчас, чем столкнется с настоящим демоном, который вырывается тогда, когда
Я ведь ей и не открыл бы, если бы Валентин не начал быковать. Я успешно притворялся спящим практически все время, пока Эльвира ломилась в дверь. Поразился ее упертости. А потом… зачем-то повел себя грубее, чем хотел. Слова про пафос и жертвы сами вылетели изо рта. Зачем я ее отталкиваю? Выходит, я, как остолоп, проверяю на прочность ее желание остаться. Чего я добиваюсь? Чтобы она плюнула и ушла?
Я ведь сам этого не хочу. Просто не верю в искренность ее чувств ко мне. Жизель в нашем браке больше любила себя. А Эльвира… самоотверженная Эльвира показывает обратное, но… Вот же срань. Не надо было изначально давать ей работу. Следовало сделать все по-другому. А теперь уже поздно. Как теперь отделить зерна от плевел?
Делаю еще пару глотков коньяка, и гудение в голове чуть утихает. Сам не понимаю, почему так больно от смерти отца. Я, похоже, до сих пор не разобрался, что я по его поводу чувствую. Ненавидел всей душой. Но продолжал заботиться. Зачем? Ждал раскаяния? Не дождался. И теперь это до конца дней будет сидеть занозой в мозгу?
Вспоминаются слова Эльвиры: «Приедь и наконец отпусти»… Вдруг это поможет? Он мертв. Услышать извинения больше невозможно, можно только собственное отношение поменять. Может, и правда хватит тащить горечь за собой, а просто отпустить?
Встаю и добредаю до выключателя. Надо найти телефон. Яркий свет в гостиной вызывает резь в глазах, и головная боль вгрызается в виски с новой силой.
Не без труда нахожу телефон. Я бросил его в спальне. За эти несколько дней насыпалось куча всего. Решительно удаляю все уведомления из шторки и лезу в записную книжку. Ищу контакт «Петр Истребитель».
Он врач на самом деле и спасает жизни, но работает в Елизаветинской больнице, которую называют «Третья истребительная», вот я и записал его под таким прозвищем.
Петя у меня в долгу, так что не откажет. Звоню.
С каждым длинным гудком нервничаю сильнее. Не хочется обращаться к левым людям. И уж подавно не хочется светить свое состояние перед партнерами. Слабый хищник — мертвый хищник.
Наконец Петя отвечает. Голос усталый.
— Привет, на смене? — спрашиваю сходу.
— И да, и нет, помощь кому нужна? — он сразу сечет фишку. Да и знает, что с поболтать я звонить не буду.
— Мне, — отвечаю и иду в прихожую обуваться. — Куда приехать?
— Лучше я к тебе, — произносит Петя. — На Пионерку? Что у тебя?
— Выйти из штопора надо, — мне даже ему стыдно в этом признаваться. — Отец умер пару дней назад.
Петя все понимает и обещает прибыть в течение часа со всем необходимым.
Оглядываю квартиру — шикарный пентхаус похож на притон. Отвратительно. Но сил прибираться нет. Впрочем, Петя видел мою скорбь по Жизель и знает, что может быть хуже.
Он звонит в дверь спустя минут сорок. Я успел заварить себе пару кружек черного сладкого чая и даже немного пришел в себя. Но все равно запойное состояние нужно снимать кардинальными мерами.