Трофей для тирана. Том 2. Белый ферзь
Шрифт:
Ноктем просто встал.
– Я заберу тебя в свою стражу и запру в собственной спальне, потому что ты безумна, - холодно сказал он и пошел к двери.
– Тогда не надейся, что я стану ждать конца года, - предупредила она.
Ноктем не обернулся, просто вышел и приказал никуда ее не выпускать до особых распоряжений.
– Станет оказывать сопротивление - арестуйте, только обеспечьте ей хорошие условия.
Разумеется, немая стража вопросов не задавала, да и задумываться о смысле приказов ей было не положено.
Глава 6 -
Когда Ноктем вышел из дворца, на улице все еще лил дождь. Он задержался на парадной лестнице и поднял глаза к небу, подставляя лицо холодным струям. Небо было темно-серым и таким низким, что почти давило на уставший разум принца.
– Ваше высочество, лучше наденьте капюшон, простудитесь ведь, - почти строго сказал Анри Рино, догнавший его на лестнице.
Ноктем действительно надел на голову капюшон своего черного плаща и посмотрел на помощника. Плащ, строгий костюм, трость и папка. Зачем его помощнику она понадобилась, Ноктем не знал и сейчас даже знать не хотел.
– Ты не едешь со мной, - строго сообщил он.
– Как? – искренне растерялся Анри. – Разве вы не собираетесь лично допросить стрелка с помощью какого-то хафратца? Это же должен кто-то записать.
Он показал папку и развел руками, словно все сказанное должно было доказать всю его необходимость. Ноктем вздохнул:
– Слова «хафратец» не существует. Уроженцы Хафрата - пустынники для таких как мы и «вахайя» для сородичей, - спокойно сообщил он. – Ты должен остаться и подготовить мне отчет обо всех действиях совета герцогов за последних два месяца. Это важно.
Он хлопнул Анри по плечу, словно так пытался сгладить металлический холод собственного голоса, а сам спешно спустился вниз. Его должна была сопровождать стража и их лидер, обладатель таких же черных доспехов с едва заметной насечкой на нагруднике, почему-то спустился и держал лошадь наследника.
– Проследите, чтобы он не покинул дворец, - сказал Ноктем, кивая в сторону удаляющегося помощника.
Стражник тут же кивнул, передавая поводья, и тихо прошептал, видимо, понимая, что в такой ливень разбирать жесты слишком сложно.
– Владыка велел передать, что если вы поймете, что расследование слишком опасно – лучше оставить это дело. Вы у него единственный. Простите.
Стражник склонился ниже и отступил.
Ноктем только смиренно кивнул, понимая, что этот человек, единственный, кроме разве что Кенли, говорящий в этой страже, просто передал отцовские слова. Их смысл не трогал принца. Ему сейчас все было безразлично, даже холодный ветер, сорвавший с его головы капюшон, как только лошадь перешла на галоп. Холодный дождь заливал за шиворот, а он все думал, почему три человека, которым он доверял, поступили с ним именно так. Все трое, как один… Каждый по-своему, но одинаково в его партии с отцом. Выходило, что Виндор всегда был прав.
– Они не будут делать то, что ты прикажешь. Они будут делать то, что выберут сами, и тебя не спросят.
«С Анри еще ничего не доказано», - сам себе сказал Ноктем и прогнал эту мысль - быть
Из чувств осталась лишь нерешительная вина перед наставником. Она, как робкий ребенок, топталась где-то в уголках его души и поднимала на него большие заплаканные глаза, пытаясь сказать, что он несправедлив к наставнику. Что, в сущности, сделал Аберхара? Остался в городе, рискнул собственной жизнью и сделал это так умело, что никто бы его не нашел, если бы только Ноктем не помнил его глаз.
Сейчас совет наставника Ноктему был очень нужен, но в голове пульсировало одно безумное убеждение: сегодня он все должен решить сам, не оглядываясь на чужие слова и идеалы, вложенные ему. Быть может, он всю свою жизнь не прав только потому, что с детства слушал пустынника в «платье», а надо было слушать отца? Или, быть может, пустынника послало провидение? Сами эти вопросы злили Ноктема, но гнев этот был холодным и острым, как лезвие меча. Потому, наверно, когда он спрыгнул с лошади и шагнул в крепость, ее смотритель отшатнулся от него, сглотнул и только затем поклонился.
– У вас взгляд отца, ваше высочество, - сообщил ему знакомый голос.
Ноктем только посмотрел на Аберхару, вышедшего из темноты, с равнодушно-высокомерным видом пронаблюдал его поклон и, игнорируя его замечание, потребовал, чтобы их отвели к стрелку.
– Палача позвать? – уточнил смотритель.
– Нет. Надеюсь, что он нам не понадобится, - ответил Ноктем, обернулся и тут же понял, что ему не нравится собственный порыв. Закрыл глаза и так и не взглянул на старого наставника.
Что делать с Аберхарой и как его понимать - он подумает после просто потому, что тот точно не станет убивать короля, чего нельзя сказать обо всех остальных.
Только когда смотритель был готов распахнуть металлическую дверь, Ноктем остановил его жестом и обратился к Аберхаре:
– Вы можете с ним каким-либо образом общаться? – спросил Ноктем, понимая, что не уточнил самого главного. Если разговор шире простых «да/нет» возможен, то дело может пойти много быстрее.
– Существует система знаков, которыми общаются жрецы Хафрата, давшие обет молчания. Они известны Удахине и мне тоже. Простые вещи он позволяет передать, - сообщил Аберхара, чуть склонив голову, и довольно запоздало добавил: - ваше высочество.
Почему-то слышать от него это обращение Ноктему было неприятно, а признавать, что общаться жестами пленник едва ли сможет, было не страшно.
– Вряд ли это поможет после всего, что сделали с его руками, - сказал он без капли сожаления.
«Этот человек стрелял в отца теми самыми руками, что изуродовал палач, почему я должен был жалеть эти руки?» - спрашивал себя Ноктем, когда Аберхара покачал головой, опускаясь на пол рядом с пленником.
Цепь держала Удахину у стены. Кандалы сковывали его ноги, хотя это было излишне: едва ли у пленника хватило бы сил подняться на ноги. Вопреки ожиданиям, Удахина сел и даже изобразил подобие поклона, увидев своего соотечественника.