Трофей мажора
Шрифт:
По крайней мере, так, как раньше, с бесконечной любовью в глазах – не смотрела.
И тогда я полностью потерял контроль. И по сей день не могу этот контроль вернуть. Это разрушает меня.
Я будто потерял управление.
Чтобы вы понимали, потерять управление для гонщика – это конец.
Моргаю, все еще вглядываясь в фонарь. Возвращаюсь в настоящее.
Она обещала прийти.
Поворачиваю голову, и вижу ее. Поднимается неспешно, на посередине моста неуверенно останавливается.
Еще
Не подходит близко, застывает на расстоянии вытянутой руки. Тоже медленно поднимает голову и обращает все свое внимание на фонарь.
– Напомни, во сколько у тебя рейс? – первой нарушает молчание.
– Без пятнадцати девять.
– Осталось немного, – зачем-то пожимает плечами и потерянно вздыхает. Направляется к левой стороне моста, несмело облокачивается о перила. – Завтра еще сильнее похолодает, – игриво выпускает из приоткрытых губ маленькие шарики пара. – Лето было странным. Жарких деньков по пальцам пересчитать.
Делаю несмелый шаг к ней. Большие пальцы рук кладу в карманы. Легкий кивок головы и пустой голос.
– Да.
И это все.
Черт, я разучился общаться. Несколько месяцев провел дома, слегка одичал. Пока нога и спина зажила, провел в одиночестве. Травма спины после удара будет напоминать о себе легкой ломотой еще очень долго. Скорее всего, я уже не смогу заниматься баскетболом. По крайней мере профессионально. Плечо совершенно не слушается. Впрочем, я парень крепкий, будет цель – без сомнений достигну.
Но после своей изоляции, не представляю, как буду общаться с сокурсниками. Хотя…я быстро приспосабливаюсь.
– Красиво.
– Да.
У меня нет ни одной мысли, как поддержать разговор. Сам ее позвал сюда, и сам не могу вымолвить ни слова.
Попрощаться хотел.
– Как твоя спина? – спрашивает тихо, отрешенно глядит вдаль.
– Хорошо, – делаю еще шаг, неподалеку стопорюсь. Губы изламывает глупая и слегка самоуверенная ухмылка. – Я быстро восстанавливаюсь, ты же знаешь.
– Знаю, – трет ладошки, сгибает пальчики и потирает. – Но… сможешь ли ты после всего случившегося вернуться в спорт…
Ее бровки смешно изгибаются, она чувственно проводит языком по верхней губе, а затем прикусывает нижнюю и приподнимает вверх заостренный подбородок. Затем, порывисто вздыхает.
Я залипаю. Теряюсь.
– Замерзла? Пойдем в кофейню?
– Нет, – отвечает резко. – Я провожу там слишком много времени, устала. Свежего воздуха мне явно не хватает.
– Понял.
И тишина. Еще один тяжелый вдох – ее. Или мой. Неважно. Нам совершенно не о чем говорить.
– Как у отца дела?
– Ты же знаешь… все нормально. Реабилитация прошла успешно. Его уже шутливо прогоняют из центра, но
Я понимающе киваю. Перегнувшись через перила, обвожу лес невидящим взглядом.
– Мигель говорит, что моему папе нравится медсестра Катя, она очень добрая и постоянно приносит ему печенье и компот, – ее губы дергаются чуть сильнее. – Его любимый – яблочный.
– Михаил… то есть Мигель… в курсе всего, – бросаю вяло.
– Но иногда он думает, что ему пришлась по душе новая пациентка Надя из двадцатой палаты, она связала папе две пары теплых носков и громко смеется, когда он рядом, – продолжает рассказывать, как ни в чем не бывало. – Эти носки такого странного бурого цвета, мне не нравятся, но папа доволен. Они и правда очень мягкие, и пушистые… зимой тепло будет.
Неловкое молчание повисает.
– Да? А ты тоже думаешь, что она ему по душе?
Поворачивает голову и наконец-то смотрит мне прямо в глаза.
Погружаюсь.
Ныряю.
Тону.
– Я думаю… думаю, что нам с Мигелем пора завязывать бесконечно смотреть мелодраматичные сериалы. За несколько месяцев мы мысленно поженили папу уже раз десять, а он на это только отшучивается и глаза закатывает. Он явно планирует остаться завидным холостяком. Ему льстит внимание всех этих прекрасных женщин.
Не могу сдержать улыбку.
– Вы с Мигелем очень сдружились. А еще к тебе Илья приезжал на днях, – и тут мой голос немного ломается.
Черт, черт, черт.
Зачем?
Я не должен был этого говорить. Сейчас она поймет, что я снова следил за ней, наблюдал из окна, шел следом… по пятам…
Долбанный сталкер.
Псих.
Отвожу глаза от ее прицеленного взгляда.
Откашливаю воду, бурлящую в легких.
Втягиваю кислород.
Дышать, дышать, дышать.
– Мм, он приезжал не ко мне, а по делам. Но мы с ним увиделись, да. Мы… друзья…
– Да.
Я все испортил.
– Да…
– Чем занимались? – сам ощущаю в голосе бушующую ярость.
Нарывом бьет. Это и злость, и ревность. И отчаяние.
– Ничем, – продолжает удивленно, вновь восстановив наш зрительный контакт. – Прогулялись. К Мигелю в кофейню заходили чаю выпить, а еще Аринка забегала, мы немного поболтали, о папе моем, о том, кто куда поступил… да ни о чем в общем… Макса еще видели… он тоже выпил с нами, – добавляет испуганно. – Так случайно вышло.
– Весь день, – добавляю мрачно. – Вы были там весь день. Развлекались всей компанией.
И пофиг, что она внезапно понимает о моей слежке, что глаза ее расширяются, а дыхание мгновенно сбивается.