Трофейная жена для лорда-дракона
Шрифт:
Вернувшись в свою комнату, Тамила всё никак не могла успокоиться. Она металась по ней из стороны в сторону, до крови кусая заусенцы на ногтях. То порывалась дёрнуть ручку двери, чтобы снова пойти к Арвольду и потребовать… она не знала чего. Чего-то! Каких-то объяснений, слов, которые успокоили бы её мечущуюся душу. То брала с тумбы у кровати пухлый конверт, адресованный ей леди Ирмой, и нож для бумаг, чтобы вскрыть его… Но бумага, словно была крепче стали, а нож тупее речной гальки и не мог вспороть его, чтобы обнажить слова, которые там скрывались.
И только занеся запечатанный
– В конце концов, тут может и не быть ничего важного… – прошептала себе под нос девушка, чувствуя, как в тягостном предчувствии замирает сердце, доказывая совершенно обратное.
Письмо на четырёх листах, написанное фирменным почерком леди Ирмы, обильно украшенным вензелями и поражающим стройностью округлых букв, было странным. Некоторые из листов были смяты, другие нет. От одного даже снизу был оторван небольшой кусок. По всему выходило, что письмо хоть и не писалось в спешке, но неоднократно выбрасывалось, словно почтенное за черновик.
Это было очень непохоже на предельно аккуратную Ирму Грэйн, которая обязательно бы переписала черновик на чистый лист, вместо того, чтобы, передумав, вложить его в конверт и отправить. Хотя… кто знает. Очень возможно, что это письмо писалось ею второпях и она просто не успела соблюсти все свойственные ей приличия…
“Милая моя Тами,
Я настолько виновата перед тобой, что мне стоит молить тебя на коленях даже для того, чтобы ты просто согласилась прочесть это письмо до конца. Я знаю, что совершила ошибку, когда не рассказала тебе правду при нашей последней встрече. Даже сейчас, пока пишу это письмо, я каменею от одной мысли о том, что оно всё же попадёт тебе в руки. Написать его было трудным решением для меня, но я поняла, что должна это сделать.
Ты всегда была для меня особенной. И дело не в том, что Единый в милости своей не одарил меня дочерью в придачу к чудесным здоровым мальчикам. Тяжкий груз лежал на моём сердце с тех пор, когда я впервые встретилась с тобой. Ведь я, волей собственной слабости и страха перед туманностью обстоятельств, позволила себе вмешаться в твою судьбу и лишить тебя тем самым назначенного тебе Единым пути.
И меня нисколько не извиняет то, что я верила в тот момент, что спасаю тебя от страшного рока!
Теперь я понимаю, что моя ошибка могла привести к ужасным последствиям для всего нашего королевства, а может быть и не только. Но не всё ещё потеряно, и я знаю, что сейчас настал мой последний шанс искупить вину перед Единым, чтобы не предстать на его суде “нагой и порицаемой всеми слугами его”.
Ты должна знать, что судьба всех нас сейчас находится в твоих руках.
Тамила, всё, что ты знаешь о своём детстве – ложь, созданная мной и моим мужем в ошибочной попытке спасти тебя от смертельного
Ты не дочь Блэйну и Верее Келеспи, их дитя погибло, не сумев сделать даже первого вдоха. Твои же настоящие отец и мать не успели дать тебе имени, ведь я и Маркус подменили тебя ещё до того как ты коснулась колыбели. На самом же деле ты – урождённая Дэйн, дочь короля Фэррика и его второй жены Итэйи, которая скончалась, произведя тебя на свет.”
Часть листов выпала из ослабевшей руки Тамилы, а следом и сама девушка, дрожа, опустилась на колени. Но каменный пол, не чувствуя его холода и твёрдости, ничего не видя и не слыша вокруг.
Оглушённая и словно ослепшая, она принялась на ощупь искать на полу выпавшие листы письма, но потерявшие чувствительность пальцы, словно мягкие, бескостные, кукольные, отказывались поднимать их.
– О, Единый… о…
Едва подхватив частично оборванный лист, Тамила, словно голодный в краюху хлеба, впилась в него взглядом.
“После смерти последнего из сыновей Фэррика, слухи о проклятии вашего рода не смолкали. Слуги шептались о том, что и тебя не минует данная участь, даже над постелью твоей несчастной матери.
Я не могла этого вынести, моё сердце разрывалось от горя, ведь мы с Итэйей были близкими подругами. Именно потому, когда муж предложил мне попробовать скрыть тебя от проклятья, дав тебе другую судьбу, я не проявила должной стойкости, чтобы отказаться. Я искренне верила, что так будет лучше. Но со временем политические амбиции Маркуса заставили меня в этом усомниться. Как, впрочем, и в существовании этого страшного проклятья. Ведь сложно ли спутать настоящее проклятье с чьей-то злой волей?
Твой отец ещё жив, Тамила, но горе от потери всех близких и тёмные воспоминания обо всех зверствах, которые он успел свершить на пути к трону, почти что свели его в могилу. Слухи не врут – королевством правит не Фэррик, а Маркус. Но нет в том счастья для простого народа, потому что так не должно быть по справедливости и Единый всех нас наказывает за эту попытку обмануть судьбу.
Милая моя, я знаю, что лишилась права просить тебя о чём-либо, когда ответила “да” на жесткое предложение своего мужа подменить тебя и выдать за другого младенца, но умоляю, выслушай, прежде чем принять окончательное решение.
Маркус силён. В его руках вся власть и золото королевства и просто так её он не отдаст, даже тебе. Его единственное страстное желание – посадить Грэйна на трон, и он пренебрежёт даже мной и нашими сыновьями, чтобы добиться этого! Что говорить о простолюдинах.”
Лист был оборван почти до середины, но Тамиле было некогда задумываться об этом. Откинув его в сторону, она тут же с жадностью подхватила с пола второй, написанный всё тем же убористым, помпезным почерком, но на чуть более гладкой бумаге.