Трогать запрещено
Шрифт:
Замираю. Дыхание спирает от переполняющих меня чувств. В груди разрастается огромный, теплый ком счастья. Он там уже не помещается. Ему тесно! На глаза наворачиваются слезы. Так ведь невозможно любить, да? Больше всего на свете? Больше жизни? С полной самоотдачей? Чтобы дышать, существовать, жить только его улыбкой и взглядом! Невозможно, но я люблю….
Знаю, что это у меня не пройдет никогда. Плевать на разницу в возрасте, на недругов и завистников – на всех плевать! Я хочу, чтобы этот мужчина был моим и только моим! Чтобы мир один на двоих. Чтобы семья была у нас! Детки, которым однажды мы вот так же будем “пополнять копилку воспоминаний”,
– Дан, – произношу хрипло. – Хочу тебе сказать кое-что очень важное, – говорю так серьезно, что Титов замирает. В его глазах, подсвеченных изумительным голубым светом, плещется беспокойство.
– Что случилось?
Я, может, сейчас и опозорюсь. Это странно. Но я думала об этом пока он находился в больнице, когда он исчез и пока мы его искали… Да, может быть, он посмеется. Но лучше я скажу. Сейчас. Пока запала хватает…
– Подожди, пожалуйста, – подскакиваю на ноги и убегаю к столу. Нахожу фольгу от шампанского, скручивая ее в маленький жгутик. Ох, как же сильно у меня дрожат руки…
Возвращаюсь обратно, присаживаясь на песок. Дан рядом со мной на корточках. На лице полное непонимание и потеря в пространстве.
– Не пугай меня, Котенок.
– Я часто думала об этом, – выдаю тихо, смотря в его глаза. – Я… не знаю, – качаю головой, снова переводя взгляд на океан. – Это, наверное, глупо.
– Юля…
– Нет… я… подожди, – улыбаюсь. – Сейчас меня переполняет такое цунами чувств, что я больше не могу их в себе сдерживать. Мне надо… сказать, – возвращаю взгляд на Богдана. – Я люблю тебя так, что жизни без тебя не представляю. Так, что иногда самой страшно, потому что нельзя так сильно любить. И я, – шепчу, еле сдерживая слезы. – Это все, – обвожу рукой то, что нас окружает, – это все ты делаешь для меня каждый день. Я безумно тебе благодарна за каждый миг, что мы рядом. Дан, я хочу, очень хочу, чтобы это длилось всю нашу долгую жизнь! – говорю, а голос дрожит. – Я хочу, чтобы ты стал моим мужем, – посмеиваюсь, чувствуя как по щекам покатилась первая слезинка. – Это звучит так… странно, но… Дан, женись на мне? – раскрываю ладонь, показывая колечко из фольги от шампанского.
Глава 45
Богдан
У меня в горле встает ком. Не сглотнуть, не выдохнуть. Пульс шарашит на сверхзвуковых. Глаза, как и у Юльки, на мокром месте. Что же ты со мной творишь, Котенок? Раз за разом, день за днем…
Вглядываюсь в ее испуганное личико и на ладонь, где лежит скрученная в форме колечка этикетка от шампанского. На ладонь и на Юлю. Эта девочка когда-нибудь меня убьет своей решимостью!
Молча лезу в карман брюк и достаю черную коробочку. Поднимаю крышку, руки дрожат. Юлька все активней шмыгает носом. На бархатной подушке своего часа ждет помолвочное кольцо, которое летело со мной сюда аж из Москвы.
– Не поверишь, – улыбаюсь, – у меня такое же есть, Юль, – голос срывается на хрип. – Но твое, конечно, в тысячи раз дороже для меня…
Мой Котенок смеется и плачет. Ее худенькие плечики дрожат, губы все в кровь искусала. Такая счастливая, раскрасневшаяся и милая, что сердце сжимается до боли. Моя!
– Жениться не вопрос, – киваю, – но ты готова отдать мне свою руку, сердце и всю себя, Котенок? На меньшее, прости, я не согласен…
Юля
– Да… – выдыхает тихо, – да! – громче. – Да, конечно, да! – кидается мне на шею, под мой тихий хохот повалив прямо на песок. – Да, Дан! – заползает на меня Юлька. Целует. Обнимает. Льнет что есть сил. Поразительная моя девочка! Самая лучшая, самая идеальная, самая-самая. Носиком своим трется о мой нос, улыбается. Пальчиками по шее моей гуляет, смеется.
Я чувствую, как бешено колотится ее сердечко. Как вместе с моим оно сходит с ума. В унисон. Сильнее сжимаю руками все свои пятьдесят килограммов счастья. Она для меня легче пушинки. Океан под нами размывает песок. Валяемся в белых нарядах по уши в грязи, в океане светящихся планктонов. Романтика!
– Ты опять меня опередила, – улыбаюсь.
– Мне нужно было это сказать сейчас, иначе не хватило бы духу…
– Я люблю тебя, Данилова, – говорю уже предельно серьезно. – Я не умею так, как ты, красиво изъясняться. Просто знай, что без тебя мне всех вот этих чудес – не надо. Ты мое главное чудо, моя жизнь и ее смысл, Юль. Поверь, я знаю, о чем говорю, – улыбаюсь, убирая с ее лица непослушную темную прядь. – Пока я тебе нужен – я буду рядом. Каждый день. Всегда. Что бы ни происходило. До последнего вздоха, Котенок…
– Хватит, – шепчет Юлька, – я сейчас опять начну рыдать…
С очередным приливом нас с головой накрывает волной. Юлька визжит и подскакивает. Хватает меня за руку, заставляя встать, и тащит на берег. Переглядываемся. Хохочем. Промокли с ног до головы. Но кое-о-чем совсем забыли…
Цепляю пальцами кольцо, вытаскивая из коробки, и беру в свою ладонь миниатюрную ладошку девчонки. Надеваю на безымянный пальчик. Сидит, как влитое, благодаря Степе. Нам пришлось целую операцию провернуть, когда крали у Юльки из спальни одно из украшений. Мне ни в коем случае нельзя было промахнуться с размером. Это было бы позорное фиаско!
Слышу сдавленный вздох:
– Оно потрясающе красивое, Дан!
– Твоя очередь, – тяну ладонь.
Юля смущается:
– Ну нет, это же просто фольга…
Я непреклонен. Заламываю бровь:
– Ты передумала брать меня в мужья?
Юля поджимает губы, силясь не рассмеяться. Сдается. Поправляет слегка помятое импровизированное кольцо и надевает мне на безымянный палец. Все это проворачивает, так сильно осторожничая, как будто бомбу замедленного действия надела, а не фольгу.
Кручу ладонью, заявляя:
– По-моему, идеально! Как ты узнала мой размер?
– Да, Дан! – краснеет мой Котенок, пряча взгляд у меня на груди. – Это было глупо, да?
– Ты ничего не понимаешь. Это было мило! Теперь я могу рассказывать нашим внукам, что не я сделал их бабушке предложение, а бабушка сделала его мне. Пусть они знаю, как мне чертовски повезло.
– Мхм, а то ждала бы бабуля от дедули предложение целую вечность, – дразнится коза. – Снова пришлось все взять в свои руки…
– Протестую! Счет шел на минуты! Ты просто оказалась шустрее. Да, и еще, – говорю уже без тени веселья, – хочу, чтобы ты понимала, кольцо тебя ни к чему не обязывает, Юль.
– Что это значит?
– Ты живешь балетом, я готов ждать. Тебе надо доучиться. У тебя вся жизнь и карьера впереди. Ладно. Я буду рядом, и для меня это уже больше, чем я мог надеяться. Наша роспись не значит, что мы завтра же обязаны бежать и рожать детей. Все будет только когда ты будешь к этому готова. Идет?