Троица

Иггульден Конн

– Мы можем избежать войны, Брюер? – с беспощадной внезапностью спросил Сомерсет.

– Отчего же нет, милорд. Вопрос лишь в том, следует ли ее избегать? Я наполовину убежден, что наша сердитая молодая королева права. Возможно, нам не мешало бы порвать в тряпье эту парчовую занавеску Выезда и двинуть армии короля на Йорка. Неразрывная часть любой победы – это выбрать момент для броска. И я не хотел бы упускать наилучший шанс из всех, что могут быть у нас в наличии.

Сомерсет не сводил с него пытливых глаз, а затем добавил:

– Но?..

Дерри слабо

усмехнулся.

– Ох уж это «но». Этих «но», милорд, можно насчитать целую сотню. Но королева Маргарет права в том, что королю необходимо быть увиденным после столь долгого отсутствия на престоле. Но Йорк еще не изменник, какую бы неприязнь он ни вызывал у королевы. Видит бог, я ему не друг, но он сделал сына Маргарет принцем Уэльским и управлял сведущей верной рукой, пока имел на это право. Солсбери я бы удерживал за сотню миль не только от дворца, но и от графа Перси – они готовы порвать друг другу глотки. Но Йорк? Я не вижу, чтобы он протягивал руку к трону. Как бы я его ни недолюбливал, у него есть свое, и весьма обостренное, чувство чести. Так что если дело все же дойдет до стрел, мечей и топоров, то мы, милорд, – кто знает – можем и проиграть, и тогда шанса еще раз вернуться в этот день и избрать новую стезю у нас уже не будет.

– Королева говорит, что Йорк представляет угрозу ее мужу и сыну, – сказал Сомерсет. – Думаю, ее не устроит никакая иная развязка, кроме его вздетой на пику головы.

– К тому же в ее распоряжении уши короля, – глядя в сторону, задумчиво заметил Дерри. – Люди вроде меня, вас или, скажем, графа Перси могут орать до посинения и спорить от рассвета до заката, но у нее-то затем в распоряжении вся ночь с нашептыванием на семейной подушке. – Дерри удрученно вздохнул. – Если б мы могли вбить клин между Йорком и Солсбери или Солсбери и его сыном, то один из них благополучно перешел бы в лагерь короля, и тогда расклад стал бы совсем иным. Я знаю, что королева Маргарет очень благоволит молодому Уорику, и ей больно рассматривать его в качестве возможного врага. Я бы мог ему написать, милорд, если б только удалось подыскать нужные слова. А впрочем, они есть всегда, если человеку хватает ума читать между строк.

– Граф Перси замечал, что нам не следует упускать из виду и отпрыска Йорка, юного Эдуарда Марча, – тихо сказал Сомерсет. – Он как бы вскользь заметил: а что, если вдруг Йорк умрет от внезапной болезни или несчастного случая: может, это положит конец всем угрозам?

– И что же вы ему ответили, милорд?

– Сказал ему убираться к дьяволу. Думаю, Брюер, вы бы сказали то же самое, подбрось он вам подобную гнусность.

Впору было облегченно перевести дух. Сомерсет вызывал у Дерри симпатию, в том числе и прямотой своих суждений. Он с улыбкой склонил голову.

В эту секунду в коридоре показался медик Хэтклиф; он бежал, румяный и распаренный (попробуй-ка вот так запросто пронестись через весь Тауэр).

– Прошу простить, милорды, – пропыхтел он на подбеге, – но меня срочно требует к себе король.

Дерри с Сомерсетом посторонились, и он влетел внутрь, крепко захлопнув за собой дверь.

Переждав пару секунд, Дерри повернулся обратно к Солсбери:

– Йорк пишет письма, милорд. Некоторые

из них я читал: мне их переписали те, кто ему не доверяет.

– Крамола? – с притворным испугом возвел брови Сомерсет.

– Крамолы никакой нет. На словах он вовсю чтит короля, но горько сетует на вас, на Перси и еще кое-кого из лордов, что окружают короля. Но этого нынешнего Генриха Йорк, судя по всему, не знает. Он ему, похоже, все еще видится таким, каким был когда-то: агнцем, безбородым юнцом. Один бог ведает, как я хочу, чтобы Йорк пал. Самое сокровенное мое желание – это встать над его хладным трупом посреди ненастного поля. Покуда он жив, мой король в опасности – от одной лишь силы Йорка и его поддержки Невиллов; даже неважно, дерзнет он вообще посягнуть на трон или нет.

В глухой досаде Дерри поддел носком сапога случайный камешек на плитняковом полу и пнул его вдоль коридора.

– Думаю, правду я уже говорил. Повторю еще раз: если мечи вынут из ножен, предсказать победителя я не берусь. Должен быть еще какой-то способ решить вопрос с Йорком. И мы между собой его отыщем. Пока трубы еще не протрубили, милорд. А раз так, то возможность смирить Йорка еще есть. Ну а если протрубят, то значит, найти его у нас не получилось.

– А если и вправду протрубят? – поставил ударение Сомерсет, хотя ответ был очевиден им обоим.

– Тогда мы с вами будем делать все возможное, чтобы уничтожить Йорка и всех, кто встал на его сторону. И если понадобится, не пощадим для этого самой своей жизни. Если дипломатия не сработает, милорд Сомерсет, то быть войне; а коли так, то победы Йорка при этой жизни мне не видать. Да и, если уж на то пошло, – горько усмехнулся он, – мы у него живыми надолго не задержимся.

Сомерсет задумчиво кивнул.

– Однажды, когда я был еще юнцом, Дерри, я как-то летом украдкой выбрался на сельскую ярмарку – поволочиться за местными девицами, выпить, погадать на судьбу. Отец и не знал, что я ускользнул из своей комнаты. Вы, должно быть, тоже грешили такими проделками?

Дерри на это с широкой улыбкой покачал головой:

– Да нет, милорд. У меня детство протекало, как бы это сказать… более обыденно. Но прошу вас, продолжайте.

– Я, понятно, сверх всякой меры хлебнул там медовухи и эля; потом, помнится, охаживал какую-то девку, которая артачилась, чтобы я сначала дал ей деньги, а уж затем она раздвинет ноги. Та ночь в целом пронеслась хмельным хороводом, но в память мне врезалось не это, а цыганка в расписном шатре. Она мне при свече гадала по ладони, а шатер вокруг меня раскачивался, и мыслей в шалой башке было: только б не заблевать.

Он умолк; глаза осоловели в припоминании.

– И вас, наверное, обчистили? – скрестив на груди руки, стал строить предположения Дерри. – Или она и оказалась той самой девкой под кустом?

– Да нет, боже ты мой: я был пьян, но не настолько. Она мне говорила про Сомерсета: что он умрет в замке, а не на поле брани или от какой-нибудь простуды или недуга. Имени своего отца я ей не называл, хотя она, наверное, все равно догадывалась.

Дерри вскользь поглядел на печатку с фамильным гербом, венчающую Сомерсету средний палец.