Трон и плаха леди Джейн
Шрифт:
— Я уверен, что не причиняли, но другие способны и усомниться. Вот почему я думаю, что вы мне поможете.
— Помогу? — переспрашивает она.
— Да. Насколько я понимаю, вы умеете продлевать жизнь смертельно больным.
— Продлевать жизнь? — Она явно сбита с толку.
— Ну да, при помощи мышьяка. Это так?
— Ах да, я… — Она настораживается. — Я слыхала, что такое бывает.
— Но сами вы никогда не применяли его в подобных целях?
— Никогда, сир. Никогда, — с жаром отрицает она, и мне становится ясно, что она лжет.
— А отчего тогда вы сказали мистеру
— Я просто повторила то, что слыхала когда-то много лет назад. От одного старого монаха.
Хитрый ход, да. В наши дни люди охотно поверят, что монах способен на любое преступление.
— Что ж, чего бы вы там ни слышали, а я хочу знать: смогли бы вы сами применить мышьяк для продления жизни?
— Смогла бы, наверное, — подумав, медленно произносит она. — Это для вас, сир?
— Нет. — Я делаю глубокий вдох. — Это ради жизни его величества короля.
— Короля? — переспрашивает она шепотом, с круглыми от ужаса глазами.
— Именно так, к сожалению. Он умирает, но неотложные государственные дела требуют его внимания. И я опасаюсь, что Господь призовет его к Себе прежде, чем они будут приведены в удовлетворительное состояние, и тогда королевство погрузится в хаос. Если вы поможете его величеству, миссис Рис, то вы сослужите Англии добрую службу.
— Я не могу, — говорит она, вне себя от страха.
— Почему? — спрашиваю я, стараясь скрыть свое нетерпение.
— Не могу. Это было бы слишком жестоко.
— Сударыня, я прошу вас продлить жизнь королю, а не сократить ее.
— Тот старый монах сказал мне, — говорит она, тщательно подбирая слова, — что применение мышьяка таким способом может причинить больному невыносимые мучения и боль. Сир, вы должны понимать, что это будет значить для бедного мальчика, король он или нет. Это было бы бесчеловечно — вроде пытки!
— Но это продлит ему жизнь? И насколько?
— Это точно продлило бы ему жизнь, вероятно на неделю или дольше, может быть, даже на месяц, но, сир, ужасной ценой. Умоляю вас: не делайте этого.
Ее горячность доказывает, что она сама наблюдала страдания, о которых говорит. Но я не могу позволить себе выслушивать ее увещевания.
— Вы взялись бы за его лечение? С сегодняшнего дня? Вы, разумеется, будете хорошо вознаграждены.
Женщина сползает со стула.
— А если я откажусь? — спрашивает она.
— Что ж, мистер Яксли весьма свободно обходится с секретами… Возможно, понадобится провести расследование…
Я даю ей мгновение обдумать мои слова. Ей должно быть известно, что наказанием за колдовство служит смерть.
— Тогда я сделаю это, — соглашается она.
Я чувствую, как мои плечи с облегчением опускаются.
— Хорошо. Но помните, — строго предупреждаю я, — никому ни слова. Необходимо соблюдать полную, строжайшую секретность.
Король выглядит как мертвец. Его юное лицо искажено гримасой боли, а хрупкое тело неестественно раздулось. Воздух в королевской спальне тяжелее прежнего, как будто тление уже началось. Я с трудом удерживаюсь от того, чтобы зажать нос платком, когда приближаюсь к кровати.
— Ваше величество, мне необходимо
— Я слушаю, — хрипит Эдуард.
— Сир, я очень обеспокоен вопросом престолонаследия. Не находите ли вы, что ради сохранения истинной веры долг хорошего государя — отбросить все соображения крови и родства во имя духовного блага его подданных? Сир, я опасаюсь, что если королю случится поступить иначе, после земной жизни, которая столь быстротечна, он может понести за это наказание на Страшном суде Господнем.
— Я хорошо это знаю, милорд герцог, — с чувством отвечает мальчик. — Это не дает мне покоя. Мысль о том, что моя сестра Мария наследует мне, — еще ужаснее, чем мои настоящие мучения и приближающаяся смерть. Она преследует меня и лишает душевного спокойствия, которое позволило бы мне в тиши подготовить душу для суда Божьего. Господь доверил мне священную миссию — вести моих людей к истинной вере, и, оставляя их католической правительнице, я как будто предаю как их, так и Его. Я рад слышать, что вы разделяете мою тревогу.
— Ваше величество, леди Мария ни в коем случае не должна взойти на престол, — настойчиво и искренне убеждаю я, не скрывая своих страхов. Больше нет времени ходить вокруг да около.
— Я знаю, — отвечает король не менее озабоченно. — Но, по велению моего отца и Акту парламента, это неизбежно. Она — моя законная наследница.
— Она незаконнорожденная, сир. Незаконнорожденные не имеют права наследовать корону. Я советовался по этому поводу. Во власти вашего величества отказать ей в наследовании, и я молю вас так и поступить. Столь многое поставлено на карту.
— Можете не напоминать мне, милорд. Если имеется какой-либо законный способ, то я им воспользуюсь, не сомневайтесь.
— Все, что требуется, — это подпись вашего величества на юридическом документе.
— Тогда пусть его составят. — Эдуард ненадолго умолкает, переводя дух. — Скажите, милорд: если леди Мария будет лишена права на престол, то корона перейдет к моей сестре Елизавете?
Я разъясняю ему все без запинки. Я давно к этому готов.
— Сир, она также незаконнорожденная. Если лишать этого права леди Марию, то и леди Елизавету тоже. Помяните мое слово: как незамужние государыни, одна или вторая наверняка возьмут в мужья заморских принцев, и посему не только независимость Англии, но и ее древние права и привилегии будут утеряны. Вашему величеству стоит много раз все обдумать. Короли обязаны своим подданным защитой и должны оберегать их от подобных несчастий.
— Но кто же тогда будет нам наследовать? Герцогиня Суффолкская? Она следующая в очереди после моих сестер.
— Согласен, это вариант. Она, по крайней мере, добрая протестантка и замужем за англичанином.
Немного помолчав, я спрашиваю:
— Велите ее вызвать?
— Да, пожалуйста. Мы побеседуем с ней и выясним, достанет ли ей решимости продолжать наш великий труд. — Он закашливается, отхаркивает мокроту и делает мне знак уйти.
Герцогиня, сделав реверанс, серьезно слушает короля. Я предупредил ее, о чем он станет с ней говорить, и мы вместе подготовились к разговору.