Трон императора: История Четвертого крестового похода
Шрифт:
— Он из благородного франкфуртского семейства. Второй сын у своего отца и первенец у матери, а благодаря сложной родословной наследник обширных имений, которые достанутся ему от брата матери. Этот человек пока не посвящен в рыцарское звание, но скоро станет рыцарем, а еще он очень хорошо обращается с лошадьми. Он был зачислен в седьмой отряд под предводительством Бонифация Монферрата, который приходится его брату Грегору тестем, но его перевели в авангард к графу Балдуину. Он держит при себе шлюху по имени Лилиана, у которой на левом плече симпатичная
Все было переведено (за исключением, наверное, последней фразы). Император был потрясен. Я бросил взгляд на «тростникового» дворецкого и рискнул ему подмигнуть.
— Скажи ему, — велел я Джамиле, преувеличенно жестикулируя, — Господь даровал мне эти знания для того, чтобы император меня выслушал и поверил каждому моему слову. — Все это было переведено, и я получил позволение продолжать. — Скажи ему, Господь очень разгневан на него за то, что он ослепил своего брата Исаака, и он еще поплатится за это, если не последует моему совету.
— Нет, это становится чересчур опасным, — тихо возразила Джамиля, но, когда я бросил на нее по-актерски многозначительный взгляд и нетерпеливо махнул рукой, она передала все слово в слово.
Император побледнел, и все в комнате притихли. Я задел печально известную слабую струну.
— Ты хочешь сказать, что можешь спасти меня от проклятия, которое я сам навлек на свою голову? — сурово спросил император.
— Да, — прозвучал мой ответ. — Но ты должен выслушать меня очень внимательно.
В дверь снова застучали, на этот раз с безумной настойчивостью. Голоса умоляли его величество сесть на коня и повести войска против вторгающейся армии, отбросить венецианцев, прежде чем те успеют воспользоваться своим преимуществом благодаря пожару. «Тростниковый человек» и «любитель драгоценностей» скорчили гримасы. Джамиля, хоть ничего и не понимала в боевой стратегии, сумела разобраться, в чем основной предмет спора, и быстро перевела мне, пока его императорское величество орал на своих придворных за дверью, чтобы те заткнулись и оставили его в покое, поскольку сейчас у него более насущные проблемы: он решает вопрос о бессмертии своей души.
Потом он подал мне знак продолжать, причем быстро. Я понятия не имел, о чем говорить. До отплытия из Венеции все мои необдуманные поступки обычно были связаны с увеселениями. Преуспеть в мошенничестве не удалось.
— Господин, — произнес я, стараясь говорить уверенно, — ты благословлен великой мудростью, ибо Господь велел мне посоветовать тебе поступить так, как ты планировал: вывести из северных ворот как можно больше людей. Это отвлечет венецианцев от бухты, они захотят оказать помощь своим друзьям-франкам. Более того, такой шаг позволит сражаться за городскими стенами, так что жители не пострадают.
— Кое-кто из моих людей говорил то же самое, —
Он буквально выплюнул последнее слово, глядя на дверь, с другой стороны которой по-прежнему, как безумцы, вопили сомнительные советчики.
— Но я даю тебе такой же совет от самого Бога, — резонно аргументировал я. — Однако Господь велел мне прибавить одну немаловажную подробность: ты не должен нападать на франков, потому что угроза исходит от твоих собственных людей.
Сделав широкий жест, я велел Джамиле перевести. Глаза императора округлились, а сам он побледнел. Человек в усыпанной каменьями тунике (который уже планировал стать следующим императором) тоже встревожился.
— Что? — взревел император.
Я продолжил:
— Один из тех, кто сейчас стоит за дверью, на самом деле сговорился с армией франков. — («Любитель драгоценностей» слегка успокоился, видя, что я собираюсь погубить не его самого, а одного из его соперников.) — Господь пока не сообщил мне, кто именно этот человек, но вот доказательство. — С каждой минутой я убеждался, что его величество все больше заглатывает наживку, и моя походка становилась все нахальнее, а жесты все драматичнее и резче. — Штурм возглавляет фламандский граф по имени Балдуин.
Я сделал несколько шагов, остановился, повернулся и жестом подозвал всех к окну.
— А вот и самое главное. Понаблюдайте за ним… нет, не за ним, за его знаменосцем.
Эти мои слова прозвучали как злое заклинание. Мои старания были потеряны в спокойном и монотонном переводе Джамили, а жаль. Я сжал руку в кулак, будто держал в нем древко, а потом очень медленно описал воображаемым древком небольшую окружность.
— Когда окажешься на поле брани лицом к лицу с врагом, не своди глаз с этого человека. Как только он начнет вращать своим флагом вот так… — я начертил в воздухе широкий круг, — это сигнал предателю возле тебя напасть на своего императора и отобрать у него при всем честном народе корону.
Я сделал паузу, давая возможность Джамиле перевести.
Император уставился на меня в крайнем изумлении.
— Скажи мне, какое все это имеет отношение к Исааку, — взмолился он, позабыв о своем величии.
Исаак. Черт бы его побрал! Исаак был просто хитростью, с помощью которой я должен был привлечь внимание его величества.
— Господь позволил прийти на твой двор этому несчастью, чтобы оно послужило тебе наказанием за сотворенное зло по отношению к брату, — пояснил я. — Но Господь в своем безграничном милосердии готов проверить твое послушание, и если ты окажешься послушным, то он тебя спасет.