Тропа бабьих слез
Шрифт:
Ударил Егор кулачищем в ставни, едва творило не выбил, слышно, как с другой стороны петли жалобно запищали:
– Открывай, хозяин!.. Я пришел!
Этого знака будто ждали. Изнутри звякнула щеколда, дверь лавки широко распахнулась. В узком окне нарисовалась круглая, засаленная физиономия Агея. Недовольный взгляд заменила лощеная улыбка, довольная приходу покупателей:
– Доброго вам утречка, Егор Варфоломеевич! И вам, Григорий Николаевич желаю здравствовать! О! Кого я вижу!.. Михаил Иваныч… пошто без портков? Никак разлюбезная супруга ваша из дома не выпускала?
Доволен Агей
– Шкалик нам! – ударил кулаком по прилавку Гришка. – И занюхать что-нибудь…
– Шкалик один? – заметался по лавке Агей.
– Ну уж!.. – гневно сверкнул глазами охотник. – Как всегда…
Звякнули литровые бутылки со спиртом, глухо затукали жестяные банки консервов с ветчиной, килькой, да мореными ананасами. Дохнула плесенью копченая колбаса, посыпались пряники, конфеты, леденцы, да прочие устаревшие, просроченные датой употребления яства. Это в молодой Стране Советов, новой, зарождающейся республике разруха да голод. Здесь, в тайге, за валютных соболей заморские капиталисты готовы передать чалдонам все, вплоть до бананов, лишь бы была прибыль.
Гришка небрежно свалил продукты в мешок, что-то вынюхивая, пошевелил носом:
– Селедки дай! Хариус надоел…
Агей проворно отвесил на косых весах ржавой, вонючей рыбы, завернул в папиросную бумагу, одной рукой отдал пакет охотнику, другой стал проворно отсчитывать скомканные деньги.
– Не хватает… – мелькая костяшками счетов, хитро заверил лавочник и на встречный вопрос Гришки стал быстро объяснять, что и сколько стоит.
Гришка разочарованно вывернул карманы штанов, уныло развел руками:
– Нету… кончились. В долг пиши…
– Не надо в долг, – перебил его Егор, выкидывая на прилавок свою горсть банкнот. – Считай, да еще шкалик добавь!
По меркам местных таежников, шкалик умещается в три литровых бутылки спирта. Агей это знает, поэтому живо выставил на прилавок необходимое количество горячительных напитков.
Егоркиных денег хватило, однако у мужиков не осталось ни гроша. Но все довольны. Покупатели – в ожидании живого разговора, Агей – от прибыли.
– Куды пойдем? – озираясь по сторонам в поисках позора, кутаясь в нижнее белье, спросил Мишка Плотников.
– Давай ко мне! – поочередно приподнимая босые, красные как у гуся ноги, позвал Гришка.
– До тебя далеко… – разочарованно протянул Егор и укоротил дорогу. – Однакось до меня ближе. Наталья квашню завела, сейчас пироги печь будет… айда ко мне!
– Пироги, это хорошо! – поддержал Мишка. – Только вы шагайте по улице, а я за вами, огородами…
– А Чигирьку куда?
– Пусть с нами шагает! – позвал Егор и положил свою тяжелую руку на плечо
– Чигирька всегда рад! – освобождаясь из-под руки, засуетился тот. – Пойду, однако, пока бабка спит! Чигирьку зови, он всегда помогать будет… бабку за волосы таскать потом буду, когда домой приду!
Все засмеялись, пошли по улице. Мишка, копируя зайца, побежал за прясла в гору, задами.
Таежный поселок быстро оживал. Деревенские люди просыпаются с рассветом. Охотники, до первых петухов. Где бы ни проходили мужики, у ворот встречали соседей, бодро приветствовали друг друга, кланялись, поздравляли с праздником, задавали простые вопросы:
– Где были? На охоте?
– А ну, как вам пофартило!..
– Гришка, нудыть твою, опять последние деньги спускаешь?!
Последние отвечали несложно, просто, подчеркивая дань уважения старости и осаждая завистников:
– Здорово живешь!.. Айда с нами!.. Не на твое пью, на свое!..
По дороге охотники вовлекли в свою компанию еще одного. Старовер Варлам Никитич Мурзин видел мужиков, когда они шли к лавке Агея, и теперь ожидал их у ворот, тайно надеясь на участие в мероприятии.
Позвали и его. Старый охотник, несмотря на строгие правила старообрядческой веры – не сидеть за одним столом с чужими, не есть из общей посуды – на искушение согласился, пошел рядом. Любит дед Мурзин про охоту поговорить, да огненной воды внутрь принять. А чтобы единоверцы не заподозрили грех, пояснил соседке, бабке Казарихе:
– Ты моей-то передай: щас, мол, приду! К Егорке пошел я… он мне картечи обещал на глухаря!..
Идут мужики по деревне: хорошо! Дышится легко и просторно, солнце встает, пахнет плотным снегом, вербой, холодной водой от реки. По всему поселку петухи поют, коровы мычат, дым из печных труб на запад валится. Где-то брякает железо, глухо стучит топор, да над улицей разливается тонкий, пронзительный визг Матрены:
– Мишка, крохаль! И где ты?! А ну, появись, голову топором враз оттяпаю!..
Началось утро в деревне!..
5
Дом Егора стоит на краю села. С нижней стороны просторную усадьбу подмывают холодные воды таежной реки. Верхнюю часть забора окаймляет густая тайга. Рядом, по соседству, расположилась вотчина Гришки Соболева. С другой стороны от деревни проживает тесть Егора, строгий, но справедливый Никита Карабаев.
Три года назад власть Советов сослала вольного казака Егора Подольского из Суздаля в Сибирь. Неугодны молодой республике верноподданные «Вере, Царю и Отечеству» бравые воины, готовые лихой удалью противостоять революции. Раздробили комиссары великое войско, разогнали по медвежьим уголкам преданных России солдат Отечества. Суровый приговор – «Живи, покуда, и носа не высовывай!» – под угрозой расстрела ограничил волю Егора до предела. Границы передвижения – три соседних поселка, без разрешения посещения районного центра, да суровое предписание обязательной, ежемесячной отметки в сельсовете сковали лихого казака по рукам и ногам. Единственной отрадой да отдушиной свободомыслия стала тайга, где Егор мог ходить и жить без надзора суровых прокураторов.