Тропа длиною в жизнь
Шрифт:
(Вот оно что. Йорр уходит с мужчинами. Потом его заберут духи и вернут лишь тогда, когда он сам станет мужчиной. Охотником.)
По-видимому, многое отразилось на лице Нагу, потому что его друг заговорил с напускной веселостью:
– Да ты не бери в голову! Время знаешь как быстро пройдет? Увидимся еще! Стану охотником – тебе лук сделаю. Настоящий, с наговором… – И уже на прощание сказал со вздохом: —Эх, Тигренок, Тигренок! Жаль, что ты не наш. Вместе бы сейчас…
Не договорив, махнул рукой, обнял его на прощание и вышел, не оглядываясь. В новую жизнь…
После
«Нет, Йорр, нет. Мы не увидимся больше. После Посвящения из мира духов вернется не Йорр; вернется взрослый охотник.Даже имя его будет иным, и мальчишка, забытый своими сородичами в чужом стойбище, будет для него чужд…»
Так думал Нагу, жалея самого себя, и понимая в глубине души, что он не прав… Все равно. Если бы его сородичи пришли за ним, забрали до возвращения Йорра. Ведь и для него подходит срок стать полноправным сыном Тигрольва. И они смогли бы потом встретиться как равные, как мужчины…
Нагу знал, что сроки Посвящения у детей Тигрольва и у детей Волка разные. Сыновья Волка возвращаются от духов ранним летом, сыновья Тигрольва – поздней осенью; у них подростков уводят в Мужские Дома по весне… Быть может, и за ним придут, срок-то еще не настал. И Нагу стал с нетерпением ждать весны.
4
Давным-давно сошел лед, река разлилась и вошла в свои берега, и мир не только вновь зазеленел, но уже и молодая зелень начала темнеть. Вот-вот вернутся молодые охотники – новые сыновья Волка. А из родного стойбища Нагу так никто и не пришел.
Теперь Нагу сторонился бывших приятелей, да и не осталось их – мелюзга одна. А старшие из младших – давно в Мужском Доме; может быть, уже у духов… Теперь он общался только с Атой и Армером.
Да, с Атой они почти не расставались, но и здесь все было не так, как прежде. Даже Ата не могла смягчить его горе, даже на ней вымещал он порой свою досаду. Чем дальше, тем чаще.
– Ты так спешишь к своим, – говорила она, и голос чуть вздрагивал, – мы что, все тебе надоели?
– Мне мальчишкой быть надоело, – угрюмо бурчал он, не глядя на подругу, – мужчиной пора стать. А они бросили меня. Забыли! И кто я теперь?
И с непонятной злостью выдергивал свою руку из-под ее робкой ладони. Потом спохватывался, просил прощения, и Ата его прощала. Потом все начиналось снова…
Однажды Ата не выдержала:
– Ты напрасно ругаешь своих. Они уже приходили, твой отец и брат. Зимой, пока ты болел.
Нагу взвился:
– И ты молчала? И Армер молчал?
– Да. Молчали. Они сами об этом попросили. Твой отец сказал: «Если очнется, не говорите, что мы были, не надо. Сами придем, сами все скажем!» А теперь я слово нарушила. Это плохо, духи рассердятся.
Но и это не утешило Нагу. «Обещали, да не пришли, — думал он. – И что же теперь? Теперь не раньше чем в следующую весну!» И все вокруг казалось постылым, ненавистным.
Нагу подстрелил красавца селезня, и Ата залюбовалась его оперением:
– Ох какой!
Ночью, уже засыпая, Нагу заметил: Ата что-то долго
– Вернешься к своим – будет у тебя память об Ате!
И снова такая злоба, такая досада навалилась, что захотелось разодрать эту проклятую рубаху и в огонь швырнуть. Однако сдержался, только проговорил с горечью:
– Сказано же было: если дождешься, только тебя своей женой назову. Да похоже, долго ждать придется. Сама небось не вытерпишь.
(Да,все было обговорено в те дни, когда Нагу с надеждой ждал весны, сородичей и грядущего Посвящения. Он произнес твердые слова, мужские, не мальчишечьи:
– Вождь спросит, старики спросят: «Кто станет твоей первой женой?» А я отвечу: «Ата, дочь Серой Совы!» Сам приду за тобой, сам в наше жилище отведу. Будешь ждать?
И она радостно ответила:
– Буду!
Сама, должно быть, верила, что будет. А теперь… Колдун сказал тогда: «Взрослая она, ей замуж нужно!» Конечно, зачем ей мальчишка, который и мужчиной-то станет невесть когда? А тут… Молодые сыновья Волка вернутся – вот тебе и женихи. Любого выбирай, хоть того же Йорра…)
5
Вот и настал этот день. Нагу стоял в толпе общинников, возбужденно высматривающих новых мужчин-охотников, сыновей Волка. Как и подобает ему, чужаку-мальчишке, – среди малышей. Подальше от Аты…
– Идут! Идут! Идут!
Самые маленькие сорвались с места; крича и приплясывая, бегут туда, к тропе, на которой показалась долгожданная процессия: вождь, колдун в полном своем облачении, а за ними – они, заново рожденные, впервые надевшие мужские одежды, сжимающие в руках мужское оружие. Чуть поодаль – их старшие братья, тоже торжественные, тоже в парадных одеяниях.
Нагу забыл обо всем. Он изо всех сил всматривался в своих приятелей. Да, они, идущие следом за вождем и колдуном, – другие, незнакомые. И дело не только в парадных, взрослых одеждах, – их лица иные: взрослые, мужские лица. Вот его друг, которого когда-то звали Йорром, подходит к своей матери.
– Как твое имя, мой сын?
– Мое имя А-Туук!
Бывший друг. Теперь их дружба может возобновиться, лишь когда он, Нагу, станет мужчиной. Или не возобновиться, – это будет уже совсем иная жизнь… Здесь, у детей Волка, на их Празднестве Возвращения, многое по-другому, не так, как у них, детей Тигрольва. Но это неизменно: вернувшиеся рождены заново. Они не те, что были.