Тропа длиною в жизнь
Шрифт:
Они переночевали здесь, конечно без костра, наскоро, по-походному, перекусив строганиной. Сингор был возбужден и радостен и никак не мог удержаться от горячего шепота о том, как это здорово будет – вернуться, с женой, добытой им самим, только-только прошедшим Посвящение! Первая жена, и не высватанная у Куропаток, а добытая мужской доблестью!
Хайюрр, улыбаясь, прикладывал пальцы к губам: ш-ш-ш-ш! Дурная примета! Но на самом деле не очень-то беспокоился за исход дела. У людей Сизой Горлицы Оленерогие,
Он любовался своим младшим братишкой. Красив, ничего не скажешь. Круглолиц, смугл, светлоглаз, – в свете луны черты его полудетского лица были особенно выразительны. И не только красив – храбр и умел. Любая женщина за счастье почтет получить такого мужа!.. Конечно, они поторопились; нужно было выждать, не идти след в след за удачливыми похитителями. Да уж очень Синго-ру, прошедшему Посвящение лучше всех, не терпелось показать свое молодечество!.. Ничего! Все будет хорошо.
Хайюрр не знал, что в последний раз видит своего брата здоровым и веселым…
На них навалились сразу у устья балочки, казавшейся такой удобной, такой безопасной. Они и копья-то приготовить не успели, таким внезапным было нападение. Видно, выследили и заранее подготовили засаду. Женщин братья увидели лишь тогда, когда их, избитых, приволокли в стойбище. Женщины хуже мужчин оказались: визжали, плевались, щипали, лупили палками. Одна даже кипятком плеснуть хотела в лицо, да какой-то старик ее удержал. Хайюрр, когда их захватили, еще надеялся, что можно будет поговорить, объясниться, а тут понял: все, конец! Одна надежда – на побег… если, конечно, сразу не убьют…
– Вот так мы и попали в засаду! – рассказывал он своим новым друзьям. – Избили и в яму нас бросили, а наутро должны были запытать. Да только мы ночью выбрались… Выбраться-то выбрались, но Оленерогие проворнее оказались, да и прямые пути к нашим были отрезаны; мы вкруговую обойти хотели, через плохие места; думали, может, побоятся, отстанут? Да не отстали… Чем дело кончилось, ты сам видел. Спасли вы меня, да и брата моего спасли: похоронили, как своего. Спасибо. Такого сыновья Сизой Горлицы никогда не забывают!
Аймик спрашивал снова и снова и многого не понимал. Что-то здесь не то; или с языком плохо, или эти Сизые Горлицы и вовсе по-чудному живут.
– …Жена-то? Как не быть, конечно есть. Две. У одной два мужа, у другой – три. Ведь это все наши! Ясно же: хочешь, чтобы только твоя была, – добудь. У нас так. А у вас разве иначе было?
(И еще улыбнулся хитро! Знаю, мол, почему вы от своих сбежали.)
И Аймик и Ата в два голоса расспрашивали:
– Хайюрр! А с другими Родами у вас – так же? Убивают?
– Хайюрр! А почему… а разве нельзя было просто дары принести?
– Хайюрр…
Он
– С другими? Нет, не так. Они знают. Порой девчонка сама ждет, потом отец приходит, братья. Им дары дают… Конечно, по-всякому бывает, всякое случается, но чтобы так, как эти с нами обошлись? Нет, никогда!
– Ну а дары-то! Разве нельзя просто свадебные дары принести? За невесту?
Гость обвел взглядом их обоих, словно не понимая, почему его хозяева такие глупые и как объяснить им столь простую вещь? И не ответил даже – спросил в свою очередь:
– А как же мужская доблесть?
Аймик уже не помнил, началось ли это одновременно с их разговорами или позднее. Пожалуй, немного позднее…
В разговорах как-то само собой выяснилось, что Хайюрр даже не сомневается: они уйдут все вместе к его сородичам.
– Хайюрр – сын вождя. Наша община – один вождь: для охоты, для войны. Мой отец. Вы спасли Хай-юрра – хорошо! Приходим вместе; Аймик станет сын Сизой Горлицы, Ата – его жена. Все хорошо!
Ни Аймик, ни Ата не были в этом столь уверены.
– Хайюрр, – спрашивал Аймик, – а почему тебя не ищут?
– Зачем искать? Все знают: Хайюрр с братом за женами пошли. Не вернулись – воля духов! Но только, – Хайюрр весело расхохотался, – но только Оленерогие Хайюрру ухо отрезали! Думали: конец Хайюрру!.. А вот что Хайюрр у них отрежет, когда время придет!..
Его кривило от ненависти. От желания мстить. И Аймик знал: это не пустые угрозы. Всем известно: ухо мертвого врага не только знак твоей отваги; с ним часть силы убитого к тебе переходит. Но если враг с отрезанным ухом почему-то выжил, – лучше бы тебе на свет не родиться. Вначале его духи-покровители по ночам к тебе будут приходить, душить начнут, твою силу высасывать. А потом наяву с ним самим встретитесь. И уж тут гибель того, кто хранит ухо выжившего, предрешена.
– Мы-то зачем тебе, Хайюрр? – спрашивал Аймик. – Тропы разные. Твоя – там, наша – тут…
– Разные?! – негодовал гость. – Вот уж нет! Вы спасли Хайюрра, и наша тропа – одна.
С этого времени, о чем бы ни заходил разговор, все неизменно сводилось к спорам об «общей тропе».
– Нельзя человеку безродным оставаться, – снова и снова убеждал Хайюрр. – Ты, Аймик, нашим станешь, сыном Сизой Горлицы. Усыновим. Отца буду просить, колдуна. Да и мое слово для сородичей кое-что значит!
Он самодовольно усмехнулся.
– А жена твоя, – продолжал гость, – как была, так и останется дочерью Серой Совы. Вам же лучше: не из наших, значит, ты добыл где-то, значит, только твоя. А уж как добыл – ваше дело; о таком не спрашивают… Я же вижу: ей, кроме тебя, никого не нужно.
Ата в эти разговоры не вмешивалась. Молча сидела в своем углу и шила зимнюю одежду для Хайюрра. Это она сама затеяла. Когда морозы ударили, тихонько шепнула мужу:
– Негоже гостя так оставлять. Может, и живет-то он с нами против своей воли, только потому, что уйти не в чем. Шкуры у нас есть… Ты как думаешь?