Тропа к Чехову
Шрифт:
Ермолай, дворник на даче Мигуева. «Прежде, когда жила Агнюшка, не пускал чужих, потому – своя была» («Беззаконие», 1887).
Ефрем, садовник, «маленький седовласый старичок с лицом отставного унтера» («Шведская спичка», 1883).
Жевузем Бьянка Ивановна, владелица частного пансиона, «сухая лимонная корка». «Хорошие успехи могут быть только при внимании и прилежании…» («В пансионе», 1886).
Жезлов
Желтухин Леонид Степанович, «не кончивший курса технолог, очень богатый человек» («Леший», 1889).
Жигалов Евдоким Захарович, отставной коллежский регистратор. «А по моему взгляду, электрическое освещение – одно только жульничество… Всунут туда уголек, да и думают глаза отвести!.. Ты давай огня – понимаешь? – огня, который натуральный, а не умственный!» («Свадьба», 1889).
Жигалова Дашенька, невеста. «Они хочут свою образованность показать и всегда говорят о непонятном» («Свадьба», 1889).
Жигалова Настасья Тимофеевна, мать Дашеньки. «Слава Богу, прожили век без образования и вот уж третью дочку за хорошего человека выдаем» («Свадьба», 1889).
Жилин Иван Гурьич, секретарь суда, «маленький человек с бачками около ушей и с выражением сладости на лице» («Сирена», 1887).
Жирков Дмитрий Григорич. «…Находился в благодушном состоянии человека, который недавно поужинал, хорошо выпил и отлично знает, что завтра ему не нужно рано вставать» («Неприятная история», 1887).
Жмухин Иван Абрамыч, отставной казачий офицер, «служивший когда-то на Кавказе, а теперь проживающий у себя на хуторе, бывший когда-то молодым, здоровым, сильным, а теперь старый, сухой и сутулый, с мохнатыми бровями и с седыми зеленоватыми усами» («Печенег», 1897).
Жмухина Любовь Осиповна, «поповна, колокольного звания… маленькая, худенькая, с бледным лицом, еще молодая и красивая; по платью ее можно было принять за прислугу».
«– А это, позвольте представить, – сказал Жмухин, – мать моих сукиных сынов» («Печенег», 1897).
Жмыхов, действительный статский советник. «…Сегодня я получил высшую награду! Мои подчиненные поднесли мне альбом» («Альбом», 1884).
Жуков, антрепренер. «А я, знаете, испугался! Ну, неужели, думаю, на него наш разговор подействовал?» («Актерская гибель», 1886).
Жуков Ванька, «девятилетний мальчик, отданный три месяца тому назад в ученье к сапожнику Аляхину…» («Ванька», 1886; в черновике – «восьмилетний»).
Жуков
Жучков, флейтист. «…Взвалил себе на спину футляр, и музыканты пошли дальше.
– Черт знает какая тяжесть! – ворчал всю дорогу флейта. – Ни за что на свете не согласился бы играть на таком идолище…» («Роман с контрабасом», 1886).
Завзятов Трифон Львович, уездный предводитель. «…Покойный Завзятов, плотный, краснощекий, выпивавший залпом бутылку шампанского и разбивавший лбом зеркала» («У предводительши», 1885).
Завзятова Любовь Петровна, предводительша. «…Дала обет не держать в доме карт и спиртных напитков» («У предводительши», 1885).
Зазубрин, отставной генерал, «старый, как анекдот о собаке Каквасе, и хилый, как новорожденный котенок» («Герой-барыня», 1883).
Зайкин Павел Матвеевич, член окружного суда. «…Высокий сутуловатый человек в дешевой коломенке и с кокардой на полинялой фуражке. Он вспотел, красен и сумрачен» («Лишние люди», 1886).
Зайцев Алексей Алексеич, проезжий. «Сегодня я здесь, завтра вечером в тюрьме, а через каких-нибудь полгода – в холодных дебрях Сибири» («Ночь перед судом», начало 1890-х гг.).
Закусин, чиновник. «И да развевается, – кончил он, – ваш стяг еще долго-долго на поприще гения, труда и общественного самосознания!» («Альбом», 1884).
Замблицкий Коля, гимназист.
«– А-а-а… вы целуетесь? – сказал он. – Хорошо же! Я скажу мамаше» («Злой мальчик», 1883).
Замухришин Кузьма Кузьмич, помещик из оскудевших, «маленький старичок с кислыми глазками и с дворянской фуражкой под мышкой» («Симулянты», 1885).
Запискина Нора, княжна, «милое, восхитительное создание с кроткими глазами небесно-голубого цвета и с шелковыми, волнистыми кудрями» («Предложение», 1880).
Запойкин Григорий Петрович, оратор. «Он может говорить когда угодно: спросонок, натощак, в мертвецки пьяном виде, в горячке. Речь его течет гладко, ровно, как вода из водосточной трубы» («Оратор», 1886).
Заречная Нина Михайловна, «молодая девушка, дочь богатого помещика». «Я теперь знаю, понимаю, Костя, что в нашем деле – все равно, играем мы на сцене или пишем – главное не слава, не блеск, не то, о чем я мечтала, а уменье терпеть. Умей нести свой крест и веруй. Я верую, и мне не так больно, и когда я думаю о своем призвании, то не боюсь жизни» («Чайка», 1896).