Тропа каравана
Шрифт:
— Но почему я? — он был так поражен всем происходившим, что разум уже начал отказываться верить в реальность окружавшего его мира.
"А почему нет? — что бы там ни было, богиня не собиралась открывать смертному все тайны. Нет, она была готова поделиться лишь тем, что считала нужным. — Того, что ты узнаешь, будет достаточно для твоей миссии, — нет, все же она, видимо, читала мысли смертного, снисходя до стремления понять его чувства. — Большее же знание может стать не только лишним, но и опасным — для тебя, ибо мой супруг слеп в своей ярости, и для моих планов, когда сейчас, в самом начале, они тонки как нити паутины. О нет, я хочу, чтобы все свершилось совсем не так, как задумал Нергал! Это он приползет ко мне, словно побитая собака, прося о
— Великая госпожа, Ты рассказала мне очень много и, все же, слишком мало. Прости меня, но я всего лишь жалкий смертный, тень, лежащая в пыли у Твоих ног. Дабы я смог выполнить Твою волю, умоляю, ответь: что ждет нас впереди?
"Если я скажу, Нергал, узнав правду, получит оружие, способное нарушить ткань вечности и изменить грядущее. Нет, я не стану этого делать, ибо не хочу, чтобы нечто подобное свершилось. И ты не хочешь — тогда твои дети, вместо того, чтобы стать свидетелями весеннего воскрешения, уснут вечным сном в ладонях зимы, лишаясь прошлого и будущего… В людском мире и так достаточно бед, чтобы немилосердно умножать их число".
— Но как же мне быть? Как мне исполнить Твою волю, не зная главного?
"Спроси у человека одной с тобой крови, и ты узнаешь все, что тебе необходимо для начала. Будь старателен и полон вдохновения и, в конце пути, когда ты вновь придешь сюда, возможно, Гештиннна возьмет тебя в свои помощники, как это случилось с твоими предшественниками — составителями легенд прежних священных циклов", — сказав это, Эрешкигаль исчезла.
Евсей не сразу осмелился встать с колен. Сперва он прочел молитву, восхваляя мудрость богов, благодаря за то, что Они обратили на него Свой взор и, среди многих подобных, избрали для исполнения Своей воли. И лишь потом, немного успокоившись и приведя в порядок свои мысли и чувства, он поднялся, огляделся вокруг — никого. Вздохнул полной грудью…
Только теперь он ощутил едва заметный сладковатый запах, который словно туман заволок всю полянку. Караванщик не видел растения, которое его источало, хотя, воистину, оно должно было быть чем-то необыкновенным. Его аромат мутил рассудок, затуманивал глаза, стремился усыпить на года, на века. Еще немного и, не в силах сопротивляться ему, Евсей рухнул бы на землю, но тут рука вдруг наткнулась на что-то…
Мгновенно приходя в себя, караванщик отдернул обожженные холодом пальцы. В первый миг, не видя ничего перед собою, лишь немного сгустившийся, текучий, словно вода в реке, воздух, он решил, что коснулся самой бездны. Когда же, отбросив страхи, Евсей вновь поднес руку к этому нечто — невидимому, словно воздух, холодному, будто лед и прочному, как скала, он вдруг осознал…
"Нет, самому бы мне вовек не понять, — он был уверен. — Если бы на меня не снизошло озарение…"
Это был полог. Тот самый шатер, что отделял караван от снежной пустыни, являя собой здесь и сейчас границу двух миров — магического и настоящего.
Караванщик с трудом подавил искушение попытаться приподнять полог, выглянуть наружу. Страх удержал его. Евсей всем сердцем, всей душой ощутил его, когда подумал: "А что случится, если, сделав это, я порву нити магии? Что станет со всеми? Мы замерзнем во хладе снегов или рухнем в бездну, не удержавшись на грани…" — и он отступил.
Его взгляд обратился к небесам. С удивлением он увидел, что солнце уже скатилось к горизонту, окрасив
Караванщик прошел шершавой ладонью по лицу, протер глаза.
"Что же это было? — думал он. — Сон, навеянный дурманом? Мираж, возникший из игры теней или явь, самая удивительная и сказочная из возможных? — ему страстно хотелось верить, что случившееся с ним произошло на самом деле, что ему действительно выпала великая честь говорить с богинями, с величайшей среди них — госпожой Кигаль. И, все же, в его разум закрались сомнения, слишком уж невероятным все это казалось. — Невероятным и достойным легенд. Что бы там ни было, я выполню Вашу волю. Я составлю легендарный свод новой эры. Не судите меня строго, великие боги, я всего лишь недостойный смертный. Но я буду стараться изо всех сил сделать все так, чтобы вы не пожалели о своем откровении, не важно, пришло ли оно ко мне во сне или наяву".
И, на миг склонившись в поклоне перед сделавшимися невидимыми небожителями, он пошел назад, к повозкам каравана.
Глава 11
Когда Евсей вышел из леса, вечер уже передал бразды правления над миром тихой, задумчивой ночи. Она накинула на поле туманную дымку сумрака, вобравшую в себя все краски света, растворяя одну в другой, смешавши небо с землей, превратив повозки в призрачные очертания, ложившиеся тенями на бардово-алый бархат еще не успевшего остыть горизонта. На небе зажглись звезды — огромные и яркие, как никогда прежде, вернувшие себе все силы, растраченные на земле людей на борьбу с отблесками бесконечной снежной глади. И лишь луна, потускнев, словно с последней встречи с ней минули тысячи лет, смотрела вниз с задумчивой грустью.
На земле, стремясь повторить небесный мир, заполняя его образами просторы, с которых вечер стер очертания былого многоцветного величия, запылали высокие, полные сказочной силы костры, вокруг которых собрались караванщики…
— Где ты пропадал? — внезапно раздавшийся за спиной голос брата заставил Евсея вздрогнуть. — Я уже собрался посылать за тобой дозорных! Откуда это безрассудство? Грань времен уже близка, и…
— Но ведь ночь только началась… — он хотел сказать: "Ты не поверишь, что со мной произошло. Я встретил…" — но Атен не дал ему. Хозяин каравана продолжал сердито ворчать, не слыша… Вернее — не желая слушать никаких объяснений:
— Нет, я ожидал чего-то подобного от рабов. Они должны были попытаться, испытывая судьбу, каким-нибудь образом остаться здесь, надеясь на милость богов. И не удивился, когда они, пошушукавшись, потянулись под вечер куда-то в сторону леса. Хорошо, что дозорные были начеку. Ничего, эти твари сами себя наказали — лишили вечера радости, променяв его на цепи и колодки закрытых повозок. Но ты-то, ты…!
— Здесь негде спрятаться, — Евсей перестал искать себе оправдание. С его губ сорвался смешок, который, прозвучав неожиданно, как гром среди ясного неба, привлек к себе внимание хозяина каравана, заставил его забыть о ворчании и обвинениях, чего не смогли бы сделать никакие рассуждения и убеждения.
— Вот как? — их глаза, мерцавшие отблесками костров, на миг встретились.
Выдержав пристальный, полный недоверчивого снисхождения взгляд Атена, Евсей продолжал:
— Я дошел до самой грани этого края, до полога шатра.
— Но это невозможно! Шатер не покрыл бы и сотой части окружающего нас мира…
— Вспомни легенды. На земле надежд, в мире, куда попадают благие души уснувших вечным сном, возможно все. И шаг равен веку, и миг — бесконечной дороге.
— Для богов нет невозможного, — пробормотал Атен, опустив голову на грудь. Его лицо, погруженное в полумрак, с плясавшими по нему отблесками костра, стало мрачным. Губы сжались. И, все же, сколь бы ни были далеки в этот миг его мысли, он заставил себя вернуться назад, к разговору с Евсеем, — Удивительный день. Нам будет что вспоминать долгими днями пути, о чем рассказывать всем встречным. Вот только тебе как летописцу прибавится работы.