Тропа. Дорога. Магистраль
Шрифт:
Если смотреть на Геру со стороны, то он мало чем отличался от своих ровесников. У него не было кричащей одежды и жеманных жестов. Пожалуй, единственное, в чем его можно было обвинить, так это в излишнем аккуратизме и педантичности. Одежда всегда была чистая и выглаженная, на белом халате никогда не оставалось пятен, а конспекты написаны мелким забористым почерком, будто автор боялся пропустить лишнее свободное место. Кто-то, кто хорошо знал бы Геру, смог бы сказать, что таким образом он заполняет пустоту в своей жизни. Вещи, аккуратными стопками разложенные на полках, давали ощущение,
***
– Герман!
Услышать свое имя сквозь сон, да так громко и требовательно - то еще удовольствие, когда спал ты всего два часа за эти сутки. Но никто не виноват, что нужно было после лекций наведаться к бабушке с дедом, затем бежать в интернет-кафе, чтобы найти необходимый материал для коллоквиума, а потом приехать на дежурство в больницу. Никто не виноват, что Гера так загонял себя, стараясь наполнить свою жизнь действиями, людьми и информацией, чтобы, не дай Бог, не начать снова вспоминать и думать о событиях, которые происходили несколько лет назад.
– Что? Я тут, в ординаторской.
– Спишь, негодник?
Иванова Клавдия Ивановна, она же "Мать Тереза" и старшая медсестра терапевтического отделения, где подрабатывал Гера, пристально смотрела на молодого взлохмаченного парня.
– Что вы? На рабочем месте? Да как можно?
– громкий зевок, прикрытый ладонью, стал доказательством того, что Ивановой известно обо всем и обо всех.
– Вот и я думаю, как. Пойдем, есть для тебя работа.
Герман надел халат и рукой пригладил волосы. Помогло не очень, но стало лучше, чем было.
– Что стряслось-то? Когда я засы... ушел в ординаторскую по делам, все было тихо.
– Ага. Тихо. А потом привезли женщину с болью в животе, и, как выяснилось, ей не с кем было оставить своего сына. Родители в другом городе, муж в командировке, но утром обещался быть. Поэтому возлагаю на тебя ответственную миссию присмотреть за мальчиком, его, кстати, Стасик зовут, накормить и спать уложить. Ему к мамочке сейчас нельзя, оперируют.
Гера почесал голову, сна не осталось ни в одном глазу.
– А чего я-то? Пусть медсестры с ним сидят. Я даже не знаю, как с детьми обращаться!
– Заняты все, понял? А без твоих услуг мы пока обойдемся. Так что хватай мальца, и занимайся им. От остальных дел до утра свободен.
Мальчик лет пяти был тоже не особо рад необходимости слушаться незнакомого дядю, плакал и просился к маме. "Мать Тереза" уговаривала его, как могла, но и она, похоже, в этой ситуации была бессильна. Конфеты Стасик брал охотно, а выполнять то, о чем его просят, не торопился.
Гера не знал, как к нему подступиться. Чего он только не предлагал: и кафе-мороженое, и игрушки, и парк развлечений, когда мама разрешит, но все было без толку. Городецкий уже было отчаялся, а потом вытащил из кармана карточную колоду и ловко ее перекинул из одной руки в другую. Карты веером метнулись в воздухе, образовав гармошку, а затем снова исчезли в кармане.
Мальчик перестал плакать и с восторгом посмотрел на дяденьку в белом халате. Его большие распахнутые глаза разглядывали карман Германа с такой надеждой, что тому ничего не оставалось, как только вновь вытащить колоду и проделать тот же фокус,
Герман украдкой поглядывал на уставшего, но довольного мальчика и читал ему справочник по биологии. Других книг в ординаторской не было, сказки, добытые из памяти, которые он пытался рассказать ему, мальчик назвал детскими, а биология... Ну, что ж, может быть, когда-нибудь мальчик подрастет и тоже захочет стать врачом. Главное, читать без интонации, как некоторые преподаватели, тогда точно "срубит". Стасик первые несколько минут пытался вникнуть, но совсем скоро сон сморил его. Волнения дня сказались. Гера потрепал его волосы и уснул прямо в кресле с мыслью, что у него никогда не будет детей, но ему нравится делать их немного счастливее.
***
Дежурство окончилось благополучно. Утром мальчика забрал папа, жизни матери ничего не угрожало. Гера, который даже успел выспаться, поехал домой, чтобы переодеться и привести себя в порядок перед парами. Сегодня нужно было к третьей, и можно какое-то время провести, делая реферат.
Полупустой вагон метро впустил Городецкого в свое нутро, на некоторое время открыв створки дверей. Вагон тронулся, но прежде Гера успел занять место рядом с молодым парнем в больших наушниках, из которых слышались звуки какой-то "долбежки". Герман не особо любил такую музыку, но смирился с ней, изредка посещая ночные клубы и места, где собирается неформальная молодежь. Почему-то именно с ними он чувствовал себя свободнее. Они не боялись показывать себя настоящими, он - принимал себя таким, какой есть. Сидящий рядом парень был именно таким - неформалом, который получает от жизни удовольствие и не стыдится этого. Проколотые бровь и губа, длинные пальцы, которые отбивали ритм в такт звучащей музыке, расслабленная поза. Внимание Германа не ускользнуло от его взгляда, он вопросительно посмотрел на соседа, а потом спустил на шею наушники и спросил:
– Что?
Гера покраснел. Казалось, даже кончики ушей налились цветом. Стало неудобно от того, что он так "пялился" на совершенно незнакомого парня.
– Нет, ничего, извини.
Тот с еще большим интересом посмотрел на Городецкого и протянул руку.
– Вениамин. Можно Веня.
– Герман. Можно Гера, - не мог не ответить улыбкой на улыбку.
А потом новый знакомый, будто невзначай, взялся за мочку уха и испытывающе посмотрел на собеседника. Герман знал этот знак и тоже коснулся своего уха.
– Свободен сейчас? Ты мне нравишься.
"Зачем оттягивать то, что и так непременно произойдет?"
– Есть несколько часов до учебы. Квартира свободна.
– Поехали, - снова улыбнулся Веня и нацепил на себя наушники, делая вид, что дальнейшее развитие событий его никак не интересует. Гера же прикинул, что родители уже уехали на работу, а сестра - на учебу, потом мысленно пересчитал количество презервативов в своей прикроватной тумбочке и проверил наличие смазки. Вроде, всего хватало.