Тропами тьмы
Шрифт:
Но один из солдат, мимо которого она проходила, никак не среагировал, на "госпожу". Он стонал, кричал, кусая губы, и тянулся ладонями к окровавленной перевязке на животе, которая уже приобрела буровато-коричневый цвет. От него плохо пахло, но девушка без памяти, хоть и чувствовала этот тошнотворный запах, от любопытства или любознательности подошла к нему еще ближе, так, что полы подаренного ей плаща при вздохах ветра хлестали страдальца по лицу. Солдат поднял на неё свой невидящий взор, захрипел, плюясь кровью, задергался, смешно вытанцовывая ногами по земле, и затих. Его застывшие глаза смотрели прямо в лицо незнакомке. "Госпожа" еще какое-то время постояла рядом, пристально вглядываясь в солдата, но поскольку тот так больше и не зашевелился, она вскоре потеряла к нему всякий интерес
Она шла мимо окровавленных, мучающихся от боли воинов и снующих врачевателей, но ей не было до них никакого дела. Раненые теперь лежали не только на земле, но и на грубо сколоченных из бревнышек настилах. И таких было все больше. "Госпожа" обернулась на противный скрежещущий звук и перед её взглядом предстала занимательная картина. Маг в желтом балахоне пилил тонкой медицинской пилой раздробленную ногу какому-то бедолаге. Тот сладко спал, убаюканный заклинанием или чарами. Молоденькая - не больше тринадцати человеческих лет сестричка, ассистирующая хирургу, была белее полотна. Девушка без памяти посмотрела на них какое-то время и вновь пошла вдоль рядов раненых.
Но ушла она недалеко, остановившись возле молодого умирающего вампира. Что заставило её остановиться, она так и не поняла. Да и не задавалась она таким вопросом. "Госпожа" внимательным взглядом посмотрела на неестественно обескровленное лицо, заострившиеся черты лица, клыки, выпирающие из-под верхней губы, на длинные черные опущенные ресницы. Почему-то она точно знала, какой у этого дитя тьмы взгляд - вишневый.
Сестра врачевания, затянутая в строгое серое платье, расстегнула тугой манжет на рукаве, освобождая запястье. Она только собралась приложить свою руку к посиневшим губам вампира, но проходящий мимо лекарь ухватил её за ладонь, приспустил ткань, которой молодой человек был накрыт до шеи и указал на развороченную рану у него в груди, где виднелись обнаженные вдавленные во внутрь белые кости.
– Это магия шаманов, твоя кровь его не спасет. Он выпьет хоть десяток таких, как ты и не излечится. Его может спасти лишь кто-то из весенних, а еще лучше зимних, - сказал маг, со странным выражением на лице смотря на "госпожу", низко поклонился ей и отправился дальше по своим делам. Сестра тоже поднялась, с легким сожалением взглянув на красивое бледное лицо юноши, низко присела перед "госпожой" и поспешила к другим раненым.
Девушка без памяти протянула ладонь и откинула прядь потускневших черных волос со лба вампира, которые все еще сохранили легкий красноватый блеск. Она уже видела, как это делается, так почему бы не попробовать, раз желание, рвущееся из груди от самого сердца так сильно, что ему невозможно противиться. Незнакомка освободила свое правое запястье от лишней ткани рукава и поднесла к холодным губам вампира. Ничего не произошло, сын ночи остался недвижим. Девушка испытала чувство сродни разочарованию, но названия ему она все равно не знала, её бровки удивленно сдвинулись. Она резко неосторожно отдернула ладонь, задев острые клыки, на нежной коже выступила тоненькая полоска крови. Вампир резко инстинктивно вскинул руки, хватая запястье девушки, и жадно впился в него зубами. Горячая кровь полилась в рот, оттуда в горло, растеклась по телу, излечивая его и возвращая жизнь сыну ночи. "Госпожа" улыбалась счастливой улыбкой и даже не делала попыток вырвать свою руку из цепких пальцев молодого человека, даже когда начала кружиться голова и перед глазами пошли белые пятна. Вампир сам, обессилев, опустил руки, и запястье девушки скользнуло по ткани, которой он был накрыт. Незнакомка смотрела, как выравнивается его дыхание, как кожа теряет свой синюшный оттенок, как розовеют губы. "Госпожа" не произнесла ни слова. Ведь она не помнила их, ни о какой клятве и речи не могло быть, лишь улыбка - радостная и счастливая, словно она сделал что-то хорошее и важное.
Келл вдруг увидел свою королеву среди ужасов походного госпиталя и кинулся к ней, зовя на бегу по имени. Он узнал бы её в любом виде, в любой одежде, даже как сейчас, когда на ней была простая холщовая рубаха, да потрепанный плащ с чужого плеча.
– Ваше величество королева
– звонкий мальчишеский голос вознесся над криками, стонами и разговорами.
Паж подбежал к эльфийке и пал перед ней на колено.
– Ваше величество... моя королева...
– мальчишка запыхался от бега и нахлынувших эмоций.
– Там единороги. Они просят вас прийти. Я зашел в палатку, но вы оттуда уже ушли. Я еле нашел вас. Они просили поторопиться.
Что-то знакомое, словно бы позабытое было в мальчике, который опустился перед ней на колени. Он, кажется, что-то кричал за её спиной, подбегая. Слово, которое было таким родным, таким близким. Но поначалу девушка без памяти не обратила на бегущего подростка никакого внимания и это столь важное слово, достигнув слуха, не задержалась в омуте её памяти. Она уже забыла про вампира, которого спасла своею кровью, словно и не было ничего, только быстро затягивающиеся две маленькие ранки на запястье еще могли напомнить о произошедшем. Но и они вскоре исчезли с её кожи, так же, как и мимолетные воспоминания. Девушка без памяти улыбнулась несмелой улыбкой юноше, преклоненному перед ней.
– Ваше величество!
– Келл вскочил на ноги, и, схватив королеву за руку, настойчиво потянул её за собой.
– Пойдемте быстрее. Единорог... он умирает. Господин Алата просил привести вас, как можно скорее.
Девушка без памяти, повинуясь настойчивости юноши, поднялась на ноги и послушно последовала за ним. Её сердце не тронули ни громкие титулы, которыми её нарек паж, ни его жаркая речь.
Вместе они прошли через ряды раненных, постепенно их становилось все меньше и меньше, а вскоре этэны и вовсе перестали попадать на глаза девушке. Её босые ступни коснулись свежей нетронутой травы, а сбоку выросла мощная стена леса. Деревья, от которых исходила могучая волна магии, грустно пели торжественную песнь, и её девушка понимала, потому что в мелодии не было слов - лишь горечь чувств, полных печали. Ведь ларенхали оплакивали того, кто был им дорог. Сердце девушки защемило, так, словно она сама кого-то потеряла. Это ощущение было ей еще не знакомо, и она с удивлением прислушивалась к нему.
Девять единорогов стояли кругом и их копыта тонули в зеленой густой траве. Только они и никого больше, не считая "госпожи" и того, кто её привел. Дети зимы были бледны, казалось что-то или кто-то выпил весь их свет, опустошив до дна. Лишь молочно-жемчужные рога сверкали бликами солнца. Десятый единорог лежал в траве. Он уже не мог подняться на ноги и было видно, что никогда больше этого не сможет.
Если бы у Эйриэн сохранились воспоминания, то она узнала бы его. Это был тот самый этэн, который сражался с ней плечом к плечу против шаманов орков. После боя у него появилась одна очень запоминающаяся примета - обломанный рог.
Единорог умирал. Это чувствовалось на расстоянии и вызывало боль во всем теле. Его собратьям, наверное, было еще хуже, чем эльфийке, ведь это умирал их родич. Он не хрипел, как обычные кони, не плевался пеной и кровью. Он просто неподвижно лежал в траве, хлопал длинными пушистыми светло-зелеными ресницами и переводил взгляд с одного стоящего единорога на другого, словно прощаясь. А еще он угасал, как лучина, время горения которой подходило к концу, таял, словно свет звезд пред наступлением утра, исчезал, будто легкий осенний туман под безжалостными лучами солнца.
Дети зимы расступились, освобождая место в круге для девушки. Она приблизилась, и когда взгляд умирающего упал на неё, воспоминания вспыли в её голове, но они были еще нечеткими, размазанными, как если бы она смотрела на них через размытое окно, заливаемое непрерывными потоками струй дождя.
Мгновение и единороги все разом, словно повинуясь единому порыву или движению мысли, сделали шаг вперед и склонили головы, коснувшись рогом умирающего собрата. Зимний конь совсем поблек, затем он вдруг засветился, засиял и рассыпался на мириады ярких блестящих искр. Его не стало... Лишь рога родичей сверкали, впитав в себя часть его жизненной магии и напоминая о том, как скоротечна жизнь даже тех, кто живет столь долго.