Тропинка в никуда
Шрифт:
Вдруг странная мысль пришла к нему в голову. И он оторопел от этой мысли... Мигом припомнились те мгновения в доме Ядвиги...
Матвейка и нежданный гость грохнулись на пол. Затем старик выстрелил в них ещё раз. И только тут напуганный Закурдайло умудрился выхватить у него из рук ружье...
Старик сидел в своем кресле и буравил Федора своими круглыми глазами. И тому пришла в голову мысль... Все убиты, даже пришлый человек, который пришел, якобы, от матери Оксаны. И есть только один свидетель, который видел его здесь. Это он - старик... А свидетелей быть не должно. Теперь он увезет Оксану в такое место, где её никто и не подумает
Закурдайло холодным взглядом посмотрел в глаза старика и нажал курок... А потом зашел в комнату, где лежала Оксана, потерявшая от ужаса сознание и закутал её в огромное старое грязное одеяло... И вышел, чтобы проверить готовность машины...
А вот машина подвела. Что-то с зажиганием... Провозился с ней Федор около получаса. Он бранился последними словами на непокорный автомобиль... Ведь сюда в любую минуту могут нагрянуть люди, тогда ему крышка... Теперь на нем кровь, кровь старика...
Наконец, двигатель УАЗИка сжалился над ним, и заработал. Но именно в это время Федор услышал откуда-то слева шум какой-то проезжавшей машины. Опрометью он бросился в дом, схватил Оксану, завернутую в одеяло и потащил свой груз в машину... Резко рванул её с места...
На дороге увидел голосующего мужика в дубленке со шрамом через все лицо. А на обочине валялся не кто иной, как Борис, в которого он ночью поленился сделать контрольный выстрел. Либо поленился, либо не захотел брать лишнего греха на душу. Да, парень остался жив и запомнил его... Воистину, либо дела делать по уму, либо вовсе не браться за них. А уж взялся, лишней крови бояться нечего.
Все оказалось не так, как он предполагал... И теперь ему терять было нечего... Выстрел из ружья в мужика... Но и у того оказался пистолет... Не желая рисковать, Закурдайло решил удирать, слава Богу, что тот не попал по колесам...
Пронесло, и вот они около сарая, стоящего в глухом лесу километрах в тридцати от дома Закурдайло... Теперь он запрет эту красотку здесь, и даже если не получит за неё выкуп, отыграется на ней всласть. Но он сделает и то и другое... Получит и её, и денежки... Только надо выждать, выиграть время... А там будет видно...
Только почему она такая тяжелая и костлявая... Боже мой, боже мой... Неужели?...
Закурдайло занес свой груз в холодный сарай и стал разматывать вонючее одеяло...
...
– Ах вот как, - прошипел Закурдайло.
– Вот ты как, гаденыш...
Догадка его подтвердилась. Не было никакой Оксаны. Из одеяла показалась седая всклокоченная голова давешнего незваного гостя, которого старик называл Андреем... Окровавленное лицо, голубые глаза, сурово глядящие на него...
– Ладно... Хитер ты, парень, как я погляжу, - стиснув зубы, процедил Закурдайло.
– Ловко ты меня провел... Но смеяться последним тебе не придется...
– И рука его потянулась к топору, лежавшему справа от входа...
13.
– Ксюша, Ксюшенька, - рыдала Лидия Владимировна, обнимая дочку. Родная моя... Живая... Живая... Только какая ты бледная, какая
– Мамочка, мамочка... Я слышала, что они говорили, эти люди... Они убили Борю, этот страшный карлик убил Борю ломом по голове... Боря, Боря, как я без него теперь буду жить...
Лидия Владимировна хотела что-то произнести, но слова застряли у неё в горле, и Лозович опередил её.
– Вот что, дамы, дорогие дамы, прошу вас об одном - прекратите ваши истерики, поскольку нет для этого оснований, - произнес, улыбаясь, Владимир Игоревич.
– Не могу вам, Оксана, сказать, что ваш Борис здоров, это вовсе не так, но что он был пять минут назад жив, могу засвидетельствовать. Насчет удара ломом слухи явно преувеличены... И мама ваша не даст мне соврать...
– Жив, жив, - захлебывалась Краснова.
– Жив наш Боренька... Это он нам сюда дорогу указал... Там он, в машине сидит, и мама его там...
Оксана вырвалась из объятий матери и пулей вылетела из дома, даже не надев на ноги ботинок. Так в носках и бежала по снегу...
... Они сидели с Борисом в машине, целовались, обнимались и рыдали... И никто из присутствующих не мог произнести ни слова.
Когда душераздирающая сцена стала понемногу разряжаться, когда двое молодых людей поверили в то, что видят перед собой не призраки, к машине подошел Лозович.
– Вы мать Бориса?
– спросил он Тоню, находящуюся в полуобморочном состоянии.
– Да.
– А где его отец?
– Его отец Андрей Померанцев погиб семь с лишним лет назад в авиакатастрофе.
– Его отец жив, - возразил Лозович.
– И, по всей вероятности, именно он спас жизнь и Оксане, да и Борису тоже.
– Да что вы?
– горько усмехнулась Тоня.
– О чем вы говорите?
– Имею основания так говорить. Но обо всем расскажу позднее. А пока по коням, господа! Бориса надо срочно в больницу. Травма головы, обморожение, стресс. А то мы что-то рано начали радоваться... Как бы снова горевать не пришлось...
Он набрал номер уголовного розыска и вкратце сообщил о том, какая трагедия разыгралась в доме. Одновременно сообщил, что и Оксана Краснова и Борис Вербицкий найдены.
– Меня спас этот странный человек, голос которого так похож на голос Бориса, - сказала Оксана.
– Я лежала в глубоком обмороке после этих выстрелов. А когда пришла в себя, увидела перед собой окровавленное лицо. Мне стало страшно, но у него такие добрые глаза, голубые, точно такие как у Бориса. Он сделал мне знак, чтобы я молчала, велел вылезти из одеяла и спрятаться в соседней комнате под кровать. И не подавать никаких звуков. Я спряталась. Потом шаги. Видимо, пришел тот человек, который так издевался надо мной и пугал меня. Я поняла, тот голубоглазый человек закутался в одеяло вместо меня, и бандит впопыхах, не разобравшись, в чем дело, увез его... И что теперь будет с ним?
Три машины уже на большой скорости неслись в Москву...
Бориса положили в Институт Склифосовского, а Оксану пока повезли домой. Ошеломленная странным сообщением о воскресении Андрея мать Бориса осталась с ним в больнице.
Поехал домой и Владимир Игоревич. Одно страшно мучило его - как он будет отчитываться перед Наташей и Верой Лим за пропавшего Сашу-Андрея. И, приехав домой, выпил стакан коньяку и, несмотря ни на что, заснул богатырским сном. Сказалась жуткая усталость, страшное напряжение этого тяжелого, до предела насыщенного событиями, дня...