Тропой Алисы
Шрифт:
Ситуация наконец-то нашла своё место в картине мира. Облегчение и разочарование – чего в этом факте больше?
– Совершенно верно. Я тоже псих.
«Он даже не пытается скрыть. Что ж, хвалю.»
– А про меня откуда узнали?
– Обман, подлог, незаконное проникновение…
– Эээ…
– Шучу. Мы наблюдаемся у одного психиатра и мне, скажем так, удалось однажды заглянуть в его записи. Потом навёл справки, чуточку подождал – и вот мы встретились.
– И что вас там привлекло?
– Ты.
– Что – ты?.. – сбилась с мысли Марья.
– Обращайся ко мне на «ты». Вежливая форма – для менеджеров и рекламных агентов.
– Нууу… Не каждый день незнакомый шизофреник подсаживается ко мне в кафе, сообщает, что следил за мной и вот так сразу…
– Я не шизофреник.
– Все вы так говорите.
– Ты здорова.
– Речь-то не обо мне…
Разговор снова начал приобретать тревожный оттенок. Сумасшедший явно вёл, и это чуть-чуть пугало. Самую малость. Марье очень не нравилось отбиваться.
– Ты здорова. Потому что я вижу практически то же самое. Одни и те же симптомы. Пока я не узнал о тебе, тоже полагал, что болен. Но когда прочитал…
Он в молчании допил свой чай, заказал ещё, потом продолжил – ровным голосом, словно говорил о покупке сосисок и стирального порошка.
– Какое-то время назад я перестал убегать. Перестал принимать таблетки. Перестал отмахиваться от галлюцинаций. Перестал считать себя больным.
– Звучит как исповедь саморазрушения. Помогло?
– Нет, кончено. Приступов больше нет, потому что теперь я вижу эту дрянь непрерывно.
Марья содрогнулась при мысли о такой перспективе.
– Ну и зачем тогда?..
– Чтобы понять. Если моя личность в порядке – а наш общий знакомый, Игорь Вячеславович, утверждает, что это так, но болезненное состояние налицо – значит, что-то не в порядке. Но не со мной. Как ты думаешь, насколько вероятно совпадение, при котором два незнакомых человека страдают одинаковым расстройством и видят идентичные галлюцинации?
– Одна культура, похожая среда, вот и…
– Не «похожие» галлюцинации, рысенька. Идентичные.
– Как ты меня назвал?!
– Рысенька? – он, казалось, и не заметил Марьиного возмущения. – Это из-за причёски и цвета волос.
– А вилкой в глаз? – ядовито осведомилась она.
– Не надо. Это больно.
– Тогда за языком следи!
– Хорошо.
Он замолчал, гляди прямо перед собой.
– Ну и? Ты закончил исповедь?
– А? – встрепенулся незнакомец. – Я думал о том, как не сказать лишнего. Психиатрические проблемы несколько сокращают круг друзей, знаешь ли. Теряются навыки общения.
– Знаю, представь себе. Что там про галлюцинации?
– Лестницы, сады, башни… Порой описания совпадали вплоть до мелких деталей. Порой – отличались.
– И ты выбрал самый сказочный вариант.
– Почему нет? Я научился… приближаться к этим вещам.
– Стал сильнее сходить с ума, ты хотел сказать.
– Что-то вроде. И меня не отпускает мысль, что туда можно попасть.
– Запросто. Ты ещё веществами закинься – и попадёшь. С гарантией. Может даже, насовсем.
На равнодушном лице расплылась улыбка. Кривоватая, если не сказать – хищная.
– Насовсем меня не устраивает. Вполне хватит какого-то времени.
– И зачем?
Марья порядком утомилась, но заканчивать разговор не спешила: в конце концов, хоть какое-то развлечение.
– Я ведь уже упоминал. Решить проблему радикально – уничтожив её источник.
– Чувак! Если бы ты попал в Нарнию, ты бы сделал из тамошнего льва чучело?!
– Именно!
– Тьфу!
– Тебе жалко льва?..
– Терпеть не могу Льюиса с его христианскими закидонами. Но я, в отличие от тебя, ещё не слетела с катушек полностью.
– Разве? Когда ты видишь гниющий труп, у тебя есть три пути: убрать его, уйти – или выколоть себе глаза, чтобы не видеть. Заодно заткнуть нос. Уйти ты пыталась – не получилось. Выкалывать глаза ты тоже пыталась, верно?
– Ты и это прочёл?
– Вряд ли меня лечили по-другому. И по доброй воле я те лекарства принимать больше не буду. Остаётся третий путь, не находишь?
– Это безумие.
– Да. Но кто мешает попробовать?
– Здравый смысл. И зачем для этого нужна я? Лезь в волосатый шкаф или куда там ещё, может, завтра помашешь мне ручкой из разноцветного сада.
– Я бы так и сделал, но есть нюанс.
– Всегда есть нюанс.
– Ты – мой ключик.
– Нарываешься на вилку?
– Я – такой же, как ты. Просто стучусь об эту стену лбом куда дольше. Хожу, ломлюсь в открытые двери – а они пропускают меня насквозь вместо того, чтобы впустить в себя. Представляешь? Вижу, но потрогать нельзя… Как в дурацком сне – в детстве мне снились такие. Чудесные игрушки, исчезающие поутру.
Теперь он в самом деле походил на безумца. Глаза сверкали, руки… нет, руки не тряслись. Они продолжали аккуратно, как механизмы, орудовать ложечкой и подносить чашку к губам. Разительный контраст между взглядом, словами и языком тела.
– Я, вообще-то, наоборот. Цепляюсь всеми лапками, чтобы не ухнуть в эту дыру.
– Не рухнешь. Мы – две половинки ключа: я знаю – как, ты знаешь – где. Вдвоём мы сумеем туда вломиться.
Он какое-то время продолжал буравить Марью взглядом, потом расслабился, откинулся на спинку стула и стал нормальным.