Тропой чародея

Дайнеко Леонид М.

Тарханиот остался доволен ответом и отпустил раба, сказав:

— Хорошо работай на меня, и кнут минет твою спину.

Наблюдая, как Арсений и Денис выходят из бани, подумал, что слишком долго разговаривал с рабом. Этим низким существам достаточно движения пальца, нахмуренных бровей. Раб есть раб. Для того чтобы писали свои хронографы историки, чтобы беседовали с богом философы и поэты, чтобы славили всевышнего священники, должен крутить жернова, махать мотыгой на каменистом поле раб. И все-таки Арсений правильно сделал, купив раба-славянина. Надо иметь под рукою местных людей, они знают обычаи своего края, знают характер туземцев.

Проходили дни, а великий князь Изяслав, казалось, забыл о посланнике ромейского базилевса. Тарханиоту и его людям исправно доставляли с княжеской кухни мясо и вино, пшеничный хлеб. И только. Князь не давал о себе знать

ни словом, ни звуком. Тарханиот несколько раз пробовал попасть к нему на прием, но князь то ездил на охоту, то занимался с дружиной, то вдруг накатывала на него черная тоска и лекари, втайне от людей, лечили его. Ромей догадывался, что князь просто не хочет пока что встречаться с ним, чего-то ждет. Но чего ждет Изяслав? Поражения византийцев в войне с сельджуками? Появления на Палатии нового базилевса? Один бог все это знает, однако надо было знать и ему, Тарханиоту. И он раскинул по городу невод своих сыщиков. Даже нового раба Дениса не оставил в покое. Денис изредка ходил на Подол покупать у гончаров посуду, там он должен был внимательно слушать все, о чем говорят меж собой кияне, и докладывать после Тарханиоту. Но все это была мелкая рыбка. Крупной рыбой ромей занялся сам. Перво-наперво он пригласил к себе в гости варяга Торда. Рыжеволосый великан любил вино, любил хорошо поесть. Тарханиот знал это и сделал нужные распоряжения. К приходу Торда обеденный стол ломился от свежей дичины и рыбы, от разных лакомств, а вино было подано самое наилучшее — кипрское и фалернское.

Тарханиот как обычно начал с льстивых слов:

— Такой отважный, такой мудрый воин, как ты, мог бы с успехом служить в Константинополе, быть там самим этериархом [28] , начальником императорской гвардии.

Торд встретил похвалу ромея спокойно, улыбнулся:

— Наши люди есть и у вас, в Византии. И в гвардии императорской служат. По всей Европе, при всех королевских дворах, ценят сынов холодного моря. Наши скальды [29] слагают песни конунгам Дании, Норвегии, Швеции и Англии.

28

Этериарх — начальник императорской стражи в Византии.

29

Скальды — исландские и норвежские поэты ТХ—XIII вв.

— А сам ты откуда? — спросил Тарханиот.

— Из Норвегии. Но я ее ни разу не видел. Моего деда Ингольва прогнал за море Харальд Прекрасноволосый. Этого Харальда сначала называли Косматым, потому что он дал. клятву — пока не возьмет власть, не будет стричь волосы.

— И он постригся?

— Да, он стал первым норвежским конунгом. А все те, кто не хотел иметь над собой ничьей руки, разбрелись по всему миру. Моего деда судьба привела в Полоцк, а потом сюда, в Киев. С того времени Один, бог войны и бог мертвых, охраняет наш род на чужой земле. Кому только мы не служили! Полоцкому князю Брячиславу, князю Ярославу Мудрому. Давно умерли мой дед, мой отец. Сегодня моя боевая секира служит князю Изяславу. Моя секира — честная секира.

Этот Торд был не таким простаком, как показалось сначала. С ним, подумалось Тарханиоту, надо вести себя как можно осторожнее.

— В Европе сейчас есть две могущественные силы: викинги и Византия, — сказал ромей. — Викинги владеют Севером, Византия — Югом.

Торд не согласился:

— Сыны холодных морей плавают по Средиземному морю, как у себя дома. Стяг викингов, на котором вышит ворон, поднят уже над Сицилией. Наши мечи, или, как называют их скальды, серпы ран, не может остановить никто. Ваша же империя, прости меня, уже не девушка и даже не молодая женщина, а бабушка.

Это было оскорбление, однако ромей проглотил его, как глотают на званом обеде у базилевса сильно переперченное мясо. И жжет, и рот горит, а вынужден улыбаться.

— За силу, — поднял кубок с кипрским вином Тарханиот.

— За силу, — поддержал его Торд.

Ромей умел пить не пьянея. Такому умению предшествовала терпеливая тренировка. Надо было, когда пьешь вино, затаивать дыхание, делать долгий глоток, выпив перед этим ложку оливкового масла. Когда же приходилось пить слишком много, когда уже и желудок трещал от вина, ромей под благовидным предлогом выходил из-за стола и в соседней комнате засовывал себе в рот гусиное перо, смазанное жиром. Рабы вытирали с

пола рвоту, а ромей снова был легок и трезв. Так он сделал и сегодня. Торд уже пахал носом стол, а Тарханиот, хитро усмехаясь, все наливал и наливал. «Пей, варвар, — злорадно думал он. — Ты назвал империю старой бабушкой, но эта мудрая старая бабушка будет жить вечно, а вы, молодые, жадные до вина и крови, захлебнетесь в собственной блевотине у ее ног. Недаром бог посадил виноградную лозу именно на нашей земле, он знал, что только ромейский народ может силу и ярость вина подчинить своему разуму. Варварские племена спились бы, как щенята, имея в своем огороде, под своим окном такую лозу».

Вино сделало Торда более болтливым и покладистым. Он начал даже хвалить Византию. Это сразу уловил Тарханиот, сказал:

— Империю можно любить, ей можно служить, живя и далеко от нее. Солнце же далеко от нас, в небесной бездне, но оно греет всех нас, освещает пути, помогает созреть нашему хлебу, и все мы любим его. Так и Византийская империя. Тот, кто верен ей, счастливый человек, ибо она умеет жестоко карать отступников и врагов своих.

— Я не враг, — мотнул пьяной головой Торд — Моя боевая секира ни разу не была красной от ромейской крови. Я хотел бы увидеть ваше ромейское войско, потому что слышал, что оно сильное и очень хорошо вооружено. А я люблю хорошее оружие.

— О, нашему войску нет равного! — воскликнул Тарханиот. — Я видел его в сирийской пустыне. Впереди идут бандофоры-стягоносцы и букинаторы-трубачи. За ними — фаланга тяжеловооруженных пехотинцев, которые называются скутатами. Легкая пехота, или, как мы называем их, псилы, окружает со всех сторон скутатов, помогает им во время боя. Колонны скутатов как живая крепость, за которой могут спрятаться и конница, и легкая пехота. Все в ярких плащах, в блестящих доспехах, с обоюдоострыми секирами и копьями, с рогатыми железными шарами, с арбалетами-саленариями, А следом движется обоз, в котором везут воду и хлеб, фураж для коней, ручные мельницы, пилы, молотки, штурмовые лестницы, понтоны для переправы через реки и огонь, наш знаменитый и страшный мидийский, или греческий, огонь. Это надо видеть своими глазами, надо слышать мерный шаг фаланги, когда лишь песок скрипит под сильными ногами, когда змеи прячутся в норы, а крылатые орлы — в расщелины скал, и увидев все это, обязательно скажешь себе: «Вот они — непобедимые! Вот они — бессмертные!»

Торд слушал Тарханиота как зачарованный. Ему, рожденному под шум битвы на дне варяжской ладьи, эти слова были как бальзам, как ласковая улыбка самой святой девы.

— Русы тоже неплохие вои, — продолжал ромей. — Империя помнит князей Олега и Святослава. Киевский меч расширил границы державы от Евксинского Понта [30] до льдов Севера.

— Крепкий боевой народ, — согласился Торд.

— Но им никогда не сравняться с ромеями, — сверкнул глазами Тарханиот. — У нас один бог и один богоносный император, а они, кроме Христа, поклоняются, хоть и тайком, лесным идолам, и каждый их город, каждый удельный князь хочет отделиться от великого князя киевского Изяслава, хочет сам себе быть хозяином. А это — смерть для державы. Стена всегда стена, но если разобрать ее на отдельные камни, за которыми не спрячешься от вражеского меча, стена становится грудой камней. От наших корабельщиков слышал я, что в южных морях есть магнитная гора. И вот когда к ней подплывают, магнит притягивает с корабля все железные части: гвозди, болты, заклепки, и корабль рассыпается. Понимаешь меня? Власть единого базилевса то же железо, которое крепит корабль державы. Ну еще, если быть точным, державу укрепляют золото и серебро.

30

Евксинский понт (Гостеприимное море) — Черное море.

— Что золото и серебро?! — вдруг воскликнул Торд. — На свете нет ничего более яркого, чем вода и огонь.

Тарханиот удивленно посмотрел на него, понял, что мозг варяга до краев наполнен вином, но не отступил, продолжал тянуть свое:

— Ты, наверное, знаешь и, наверное, видел, что здесь, в Киеве, в порубе сидит полоцкий князь Всеслав.

Торд согласно кивнул головой.

— Знаю, очень отважный князь.

— Так вот, наш базилевс этому князю вместо воды давно налил бы в кубок отвар цикуты, и князя бы не было. Но это пело самих русов, самого великого князя Изяслава. Я же хочу сказать, что Всеслав Полоцкий, как и ты, бесстрашный Торд, может стать верным другом Византии.